Михаил Белозеров - Гибель Марса

-- Ну и бог с ней, со связью! - жестко заметил Федор Березин, давая понять, что дружба кончилась. - А рожки мы тебе на всякий случай вырвем, чтобы неповадно было.

Сорок пятый даже не сопротивлялся, хотя операция была болезненной. А потом, когда мы поставили его на ноги и Леха полил ему голову водкой, чтобы продезинфицировать раны, стал нас благодарить.

-- Слава богу, я от них отделался! Слава богу! Теперь я просто обыкновенный, рядовой юмон Дуракон сорок пять!

-- А кем был? - спросил я.

-- Дураком! Кем еще? - ответил он. А то они мне приказы сыпали каждые пять минут.

Шутка не прошла. Да и никто из нас не был настроен на сопереживание -- разве что только я, потому что знал о его семье.

-- Выпей, полегчает, -- сказал я. -- Шпион несчастный.

-- Спион, -- согласился он, превозмогая боль и слабо и радостно улыбаясь.

А рожки-то, между прочит, отбили ему обыкновенной бутылкой и кровищи было по колено. Мы налили стакан, и юмон, не поморщившись, выпил, хотя, как известно, юмоны не пьют от самого рождения. С другой стороны, возможно, лишившись рожек, Сорок пятый даже формально перестал быть юмоном. Федор Березин разорвал простыню на полоски, а Катажина перевязала юмону голову.

-- Дочку-то видел? - спросил я.

-- Видел, шеф, видел.

-- Слушай, не называй меня так. Какой я тебе шеф?

-- Слушаюсь, шеф.

На том и разошлись спать. Леха Круглов сунулся было с нами, но я спустил его с лестницы, и он удовлетворился обществом Федора Березина и Сорок пятого, который напился, наверное, второй раз в жизни. Первый раз, помнится, на звездолете "Абелл-085".

Они еще долго бубнили, допивая водку и рассуждая про жизнь и ее казусы. Больше всех распалялся Леха:

-- А я сразу говорил, что ты не наш!

А юмон возражал:

-- Теперь ваш - рожек-то у меня нет.

-- Зато ты этот... как его? Полиморфетен.

-- Как? Как? - спрашивал Федор Березин.

-- Поли... поли... мор... фенен... -- второй раз Леха слово произнести не мог.

Федор Березин стал откровенно задевать Сорок пятого:

-- Сколько тебе платят? Сколько?

-- Я работаю за убеждение, -- скромно ответил Сорок пятый.

-- Ух ты!.. - воскликнул Федор Березин. - Мы оказывается идейные!

Потом Федор Березин уронил свечу, и они долго ее зажигали. Потом звенели бутылками, ища водку, и курили какую-то дрянь. Наконец я уснул, прижавшись к Катажине, которая уже видела третий сон.

***

Росс как был, так и остался вечным попрошайкой. Разбудил меня ни свет ни заря, ткнувшись холодным носом в лицо.

Я попробовал от него отвязаться, буркнув, что мол, сейчас мы, как всегда пойдем гулять, но вдруг вспомнил, где нахожусь, при каких обстоятельствах, и сна как ни бывало.

Катажина спала, укрытая пледом. Ее лицо безмятежно белело в ранних сумерках утра.

Росс деловито уселся и наблюдал за мной с большим подкупающим интересом. Было такое ощущение, что он обожает меня всей душой. Вот если бы на меня все женщины так смотрели, подумал я, покидая постель.

Вместе с Россом мы спустились вниз и нашли Леху в закутке под лестницей.

-- Леха, -- потыкал его я. - Еда есть?

Он брыкнулся и что-то проворчал. Для приличия мы с Россом немного подождали.

-- Леха... -- снова позвал я. - Дай колбасы.

-- Какой колбасы?.. -- проворчал он невразумительно.

-- Которую ты спер из моего холодильника.

-- Холодильника? - сделал он глупое лицо.

-- Там еще водка была, -- напомнил я.

При упоминании о водке Леха проснулся окончательно.

-- Водки нет, -- сказал он, зевая и почесывая грудь.

Пахло от него, как от старой лошади.

-- Как нет?! - удивился я. - Там же наркоза на целый взвод?!

Росс все понял, потому что его уши от удивления взметнулись выше макушки.

-- Так нет, -- скороговоркой произнес Леха, снова заваливаясь на бок.

-- Э-э-э... Ты же вчера купаты набрал, -- напомнил я.

-- Пошел к черту, я спать... -- лягнул он ногой так резко, что мы с Россом едва отскочили в сторону.

-- Водку давай! - потребовал я, хватая и тряся его что есть силы.

-- Да нет у него водки, -- подал голос Федор Березин из-под секретера.

-- Почему нет?!

-- Потому что мы ее выпили, -- он перевернулся на бок и захрапел.

Один юмон не проявил к нашему разговору ни интереса, ни уважения.

-- Сволочи! - заметил я. - А ту куда глядел?

Впрочем, упрекал я его скорее под горячую руку -- юмоны могли жить без пищи и воды два месяца, и то это был не предел. И наверняка вчера вечером из жадности его обделил, потому что он был трезвым и в отличие от Лехи и Федора Березина, как белый, спал на диване.

-- А все по справедливости... -- Леха открыл один глаз.

Его плоская, круглая морда светилась, как земная луна, отражающая солнечный свет. Добавьте сюда еще и природное ехидство, и все станет ясно.

-- Ну?.. - спросил я, понимая, куда он гнет.

-- Кому баба, а кому... Ты же не захотел делиться...

Я бросился на него. Мы стали бороться. Здоров был Леха Круглов, хоть и маленький, а главное - ловчее. Пару раз он едва не кинул меня через плечо, но я его держал, а потом и вовсе отпустил - бороться по пьянке гиблое дело - нас обоих прошиб пот, а сердце колотилось где-то в горле. Федор Березин ржал, комментируя из из-под секретера:

-- Дави его, дави!

-- Пошли к черту! - выругался я. - Нажрались, сволочи, и я с вами.

В общем, как всегда, как обычно. Очень даже весело. Росс сам нашел остатки вчерашней трапезы. Звякнула посуда. Я развернул сумку: среди пустых бутылок и упаковок лежали ровно три колбаски. И то я думаю, что о них просто забыли. С чистой совестью я отдал Россу свою долю, а остальное понес Катажине, которая все еще спала безмятежно, как младенец.

Леха, конечно, сволочь, но я его таким люблю. Просто не даю наступать себе на пятки. И он это знает.

Стало заметно прохладно. Я подошел к окну, чтобы закрыть его, и загляделся: рассвет на Марсе, как и все циклические явления, начинался очень медленно и был долгим, словно жизнь. Луг перед домом купался в тумане, и сквозь него проявлялись очертания сосен.

Вдруг мне показалось, что одна из них сдвинулась с места. Ерунда какая-то, подумал я, как у Стругацких - шагающие, прыгающие деревья. Не может быть! Я даже потряс головой, чтобы проснуться окончательно. Чего только с пьяна не привидится. А потом вспомнил - сегодня же черная пятница и чудес со сдвигом времени никто не отменял, а значит, спать можно хоть до одной минуты третьего.

Катажина спросила сонным голосом:

-- Что там?

-- Ничего, -- оглянулся я. - Спи. Еще рано.

И вдруг она пронзительно и тонко закричала: "А-а-а!!!" Я отскочил в сторону - в окно заглядывало чудище. Если это был человек, то просто огромный. Этакая Гадзила. С минуту он глядел на меня. У него были глаза с вертикальными, как у козы, зрачками, и в этих глазах не было ни мысли, ни интеллекта, а одно животное равнодушие.

-- В сторону!