Владимир Кусакин - Все равно!

Красавица приняла всё это как очередную добычу, и сделала попытку подойти к нему. Я хлопнул её по морде. Она извинилась. По собачьи.

Примерно как:

— Ах, прошу пардону, мой господин! Надеюсь наши отношения не пострадают из за этого никчёмного инцидента?

Я улыбнулся ей. Она это заслужила.

Поднял бабая за воротник, забрал наган, у него так тряслись руки что он мог поранить себя.

— Где остальные сторожа?

Он постарался ткнуть трясущимся пальцем на дверь, на которой было написано что-то по узбекски, но я понял.

Внутри спали четверо, я оглядел комнату — идеальное место, окна нет, кондиционер, металлическая дверь. Я затолкал бабая внутрь.

— Разоружай их!

Он послушно обшарил их вещи и принёс мне ещё четыре нагана.

— Вы что, музей ограбили? — спросил я его.

Он слабо улыбнулся, не зная как реагировать. То-ли согласиться, то-ли нет.

— Сидите здесь тихо. — дал ему последний совет. — Хоп?

— Хоп майли! — согласился он, тряся головой.

Я закрыл их на замок, нисколько не сомневаясь что они будут сидеть тихо до самого утра, и открыл дверь ведущую на комбинат.

— Добро пожаловать, дорогие друзья! В самый настоящий собачий рай!

Столы, на которых лежала продукция мясокомбината, оставшиеся неубранными с вечерней смены, были полны сообразительных толстых крыс, которые завидев нашу компанию моментально скрылись в технологических отверстиях.

Я оставил собак под присмотром Красавицы в разделочном цехе, а сам пошёл в административный корпус. Окна на втором этаже были распахнуты. Я влез и пошёл сразу на третий, справедливо полагая что директор комбината не может сидеть рядом с бухгалтерией. В коридорах горел ночной свет, и мне не составило особого труда найти приёмную этого великого человека. Дверь была таких размеров, какие обычно делают в похоронных конторах на Западе, чтобы выносить гробы. Этот, по видимому, водил сюда слонов, или все коровы идущие на убой имели у него аудиенцию. За кабинетом была комната в стиле будуар, на мой взгляд слишком пышно и вычурно, чтобы расслабляться одному. Громадный гардероб и душ, были самой замечательной находкой. Я постригся, сбрил бороду и переоделся в директорский костюм. Он оказался шире меня на два размера и жал в плечах, но это можно было потерпеть. Не собирался же я ходить в нём всю жизнь.

Мои собаки уже наелись и не желали никуда уходить. Красавица подошла ко мне, посмотрела недоверчиво на мою новую, пахнущую чужим запахом одежду, узнала и потёрлась своей громадной головой.

— Пошли отсюда!

Она побежала следом, по дороге ухватив несъеденную полутушку барана, закинув её чисто по-волчьи, за спину. Остальные припустились за ней.

Мы расстались на улице, им нужно было идти домой, а мой путь лежал к станции, до которой ещё надо было добраться. Слёз и душераздирающих сцен не было.

— До свидания, собачки!

Я сменил свою сумку на громадный кожаный портфель и напоминал, в изменчивом утреннем свете, не то плохо подстриженного банковского служащего, не то проигравшегося в карты мелкого служащего. С любой стороны глядя, я был ни при чём. И это радовало.

Держа курс всё время на минарет Калян, я вышел на площадь Регистан, рядом с которой уже начинал собираться базар. Походив по рядам около часа, я обменял мою обременительную одежду на скромную чёрную майку, джинсы и австрийскую солдатскую летнюю куртку, неведомо какими путями попавшую сюда с Альпийских курортов. Тёмные очки и кепка афганка завершили портрет. За портфель мне предложили брать чего захочу, но я захотел только баул НАТОвского образца, где их солдаты таскают свои личные вещи, и место за занавеской, чтобы переложить мою добычу.

После этого я направился прямо в парикмахерскую, где меня тут же спросили, кто это меня так оболванил?

Ответил как Шварценеггер в фильме "Красная жара".

— Армия!

После чего никаких вопросов не возникло. Короткая причёска. Что ещё?

К десяти утра я был уже на вокзале и направился на то место где днём раньше я покупал манты. Он должен был меня вспомнить. Вряд ли кто-нибудь покупает у него манты десятками.

Я остановился в нескольких шагах, и скоро услышал:

— Что зря стоишь, сынок. Купи манты пока горячий!

— Дед, у тебя же там один лук. — сказал как пароль.

— Почему говоришь один?… — начал, он и оборвал самого себя. — Это ты, сынок? Совсем тебя не узнать!

Говоря это он крутил пакетик из бумажки.

— На поезд не ходи, ищут тебя. Отсюда тоже уходить надо.

Он бросил свой пакетик, и взял таз в охапку.

— Пошли, быстрее!

Через площадь мы вышли на боковую улочку, где под инжиром у дувала стоял двухсотый Мерс.

— Лезь на заднее сиденье, и ложись.

Дед уселся за руль и тронул машину с места.

— Объясни хоть, в чём дело?

— Вчера ты садился в девятый вагон. Потом все забегали. Люди Курханджона были убиты в девятом вагоне. Утром ты приходишь на станцию опять. Я дурак, да?

А вот это что?

Он протягивал через плечо листовку, напечатанную по-узбекски, с портретами нескольких людей. Один был с бородой и усами, другой был без бороды и усов, но это был я.

— Все одинокий русский мужчина проверяют. Тебе нельзя туда. Никуда нельзя. Ждать надо! Мой имя Искандер, а твой как?

— Жека, а ты я смотрю непростой старик, Искандер.

— Ты мне вчера большой деньга дал, старика пожалел. Искандер добро помнит.

На одной из улочек, в десяти минутах езды от вокзала, старик завёл машину в ворота, открывшиеся сами по себе.

— Не удивляйся, — сказал он — это как радио в машине, когда подъезжаю близко, ворота открываются.

— Ты должно быть миллионер, бобо. А зачем же ты манты продаёшь?

— Человек должен что-то делать. Разве это плохой занятие?

— Не хочешь сказать…

— Почему? Скажу, только не сейчас. Вылезай!

Из-за угла дома вышел человек с чем-то вроде серпа в руках и остановился, внимательно глядя на меня.

— Скажи ему Жека, что у тебя в сумке, а то он беспокоится.

Я медленно достал из сумки АК и пистолет, точно такой как дал мне Мишка — ТТ, интересно как он смог угадать, что там оружие?

— Успокоился Абдуллоджон? Возьми и спрячь это, пока. Не беспокойся, — обратился он ко мне, — Пока ты здесь, на тебя даже муха не сядет, Жека. Иди в дом, я покажу тебе твои комнаты, отдохни. Вечером поговорим.

Перед тем как уснуть, я суммировал то что видел в особняке Искандера.

Пока я видел только трёх телохранителей. Второй заходил ко мне и спрашивал, что господину угодно? Третий сидел в амбразуре под крышей дома, я бы его никогда не заметил, если бы не неестественная тень внутри. Но это не значит, что их всего трое.

Вечером из уважения к гостю, старик распорядился накрыть стол, на европейский манер. Побормотав что-то со сложенными у лица руками, он сделал жест омывающий его, взял лепёшку из большого блюда, разломил пополам и подал одну мне, своими крепкими узловатыми пальцами.