Уильям Форсчен - Реванш императора

— А ведь я тебя помню, — сказал он внезапно. — Жан-Поль, верно? Ты был со мной рядом от Египта до Бородина.

— Там я и погиб, — прошептал гренадер странным, как будто замогильным голосом.

Наполеон отшатнулся.

— Это всего лишь трансформация материи, — вмешался Ярослав, словно желая успокоить императора. — На изготовление этой копии пошел тот же материал, из которого формировалась Сфера. Между прочим, такой процесс требует чертову уйму энергии.

Наполеон провел руками по глазам и снова посмотрел на гвардейца.

— Ты действительно Жан-Поль? — спросил он.

— Ну конечно же я, мой император, — ответил солдат, слегка прищурившись.

Наполеон обратился к «Веллингтону»:

— Ты и его извлек из моей памяти? — он мотнул головой в сторону гвардейца. — Неужели это возможно? Я не вспоминал о нем уже много лет, и все-таки тебе удалось до него добраться!

На склоне материализовался еще один гренадер, за ним другой, третий. Не прошло и минуты, как рядом с императором выстроилась целая рота. Наполеон обходил строй; позабыв обо всем, он шептал полузабытые имена, а солдаты приветствовали его счастливыми улыбками и воинским салютом.

— Здравствуй, Пьер. Ты пал под Ваграмом. Рад видеть тебя, Клод. Ты ведь умер от тифа? Здорово, рыжий ирландец! Я сам награждал тебя за Аустерлиц, О'Рурке, а ты оказался таким болваном, что позволил какой-то паршивой шлюхе воткнуть себе нож в спину!

Они улыбались, смеялись, что-то отвечали, всем своим видом демонстрируя беззаветную любовь и преданность. Со слезами на глазах, Наполеон благодарно посмотрел на «Веллингтона».

— Ожившие воспоминания. Мертвецы из глубин сознания. Он воскресил мертвецов. Ваших мертвецов, — сказал Ярослав, выделив голосом слово «ваших» в последнем предложении. Затем тоже прошел вдоль строя, бесцеремонно ощупывая некоторых солдат, залезая им в ранцы, проверяя на прочность ткань мундиров.

— Моих мертвецов, — тусклым голосом повторил Наполеон.

— Стоит ли волноваться из-за какого-то миллиона убитых? — с насмешливым прищуром поддел его ученый, но тут же испуганно отпрянул — с такой яростью обрушился на него император.

— Да что вы можете об этом знать?! — закричал он. — Ничего! Вы, историки, пописываете свои статейки и повторяете в них чужие небылицы! А о том, что творится здесь, не имеете ни малейшего понятия! — И он с силой ударил себя в грудь.

Ярослав ничего не ответил. Он подошел к Жан-Полю и жестом попросил дать ему мушкет. Холодный, безжизненный взгляд гвардейца обратился на императора. Тот кивнул, разрешая отдать оружие. Ярослав взял мушкет и оценивающе взвесил его на руке.

— Всю жизнь мечтал пострелять из такого, — признался он. — Мне приходилось встречать нечто подобное на примитивных планетах, но это — настоящий шедевр.

Он отошел на несколько шагов от строя, покопался в механизме ружья и ухитрился наконец взвести курок. Приставив мушкет к плечу, он резко обернулся и направил его на Жан-Поля. Их разделяло не больше пяти или шести ярдов.

Прежде чем Наполеон или кто-то другой успел его остановить, ученый нажал на курок. Из дула мушкета вырвалось пламя, раздался оглушительный грохот, а историка чуть не сбило с ног мощной отдачей. Тяжелая мушкетная пуля ударила в грудь Жан-Полю с такой силой, что его подбросило в воздух и отшвырнуло на пару шагов, прямо к ногам стоявшего за ним во второй шеренге солдата.

Ярослав, окутанный облаком голубовато-серого порохового дыма, удивленно моргал, наверное, больше всех пораженный содеянным. Все еще держа в руках мушкет, он оглянулся, встретился взглядом с Наполеоном и виновато потупился.

— Ты ублюдок! — гневно крикнул император и бросился к гвардейцам. Гибель товарища не нарушила строя. Ни один из них даже не пошевелился при звуке выстрела и падении соседа.

Жан-Поль лежал неподвижно. С левой стороны его груди чернела небольшая дырочка, из которой уже успела натечь на примятые телом колоски изрядная лужа крови. Наполеон опустился на колени рядом с павшим.

— Он был всего лишь иллюзией, — попытался оправдаться Ярослав, но по тону его голоса было видно, что он сам не очень верит в эту версию.

— Все будет по-настоящему, — негромко подтвердил «Веллингтон». — Это и есть тот риск, о котором я упоминал.

Потрясенный этой новостью, Наполеон резко вскочил на ноги.

— На самом деле я не убивал его, — продолжал Ярослав. — Ваш Жан-Поль уже погиб однажды три тысячи лет назад. А это существо — лишь порождение вашей памяти, только внешне похожее на него. — Он сделал паузу. — Мне очень жаль, что так получилось.

Наполеон сухо кивнул, по-прежнему не сводя глаз с мертвого тела.

— Должен же я был провести испытание, — снова заговорил Ярослав. — Это же полный бред, что нам предлагает та железная хреновина. — Он махнул рукой в сторону машины. — Вместе с тем ее возможности поразительны. Мы тоже можем перемещать материю — гиперпрыжок освоен достаточно давно, — но делать это в такой организованной форме мы еще не научились. Теоретически это возможно, но требует колоссального расхода энергии и тщательного программирования. Ведь учитывать приходится тысячи деталей: от кожи и шерсти для мундиров до стали и пороха для мушкетов и пуль. Просто не верится, что она на все это способна, да еще опираясь при этом на одну только вашу память. Она научилась даже убивать свои же творения. Взгляните: она точно рассчитала для созданного ею существа последствия мушкетного выстрела. Кстати, эти сведения тоже взяты из вашей памяти. Хотя, быть может, у нее были и другие источники.

Он повернулся к «Веллингтону»: — Невероятно!

— Полностью с вами согласен, — сухо промолвила машина. — Итак, джентльмены, вы одобряете мой выбор?

— Ты хочешь сказать, что мы заново разыграем битву при Ватерлоо? — воскликнул Наполеон.

— С точностью до мельчайших подробностей, — подтвердил «Веллингтон». — Мушкеты типа «чернобровая Бесс» на вооружении обеих сторон. Эффективны на расстоянии до восьмидесяти метров, но пуля сохраняет убойную силу вплоть до трехсот. Мундиры, расположение войск, калибр и количество пушек — все как было.

— Но зачем? — спросил Ярослав.

— Затем! — отрезал «Веллингтон».

— Все как было, — повторил мечтательно Наполеон и обвел взглядом позицию. За его спиной возникла полевая батарея девятифунтовых орудий: сначала появились пушки, через несколько секунд расчеты, потом зарядные ящики и, наконец, лошади с султанами на головах. Султаны колыхались на ветру, но вот с лошадьми что-то было не так. Они выглядели какими-то вытянутыми, худосочными, без намека на играющие под кожей мускулы. И лица людей тоже казались расплывчатыми, нечеткими, словно профиль на стершейся от долгого обращения монете.