Уильям Форсчен - Реванш императора

— Пора! — внезапно выкрикнул Наполеон. — Вперед, мои верные гвардейцы!

Группа штабных офицеров заметно поредела. Большинство бросились к лошадям и вскоре уже скакали к своим частям.

На поле битвы особых изменений не произошло. Кавалеристы Русселя по-прежнему рубились с шотландцами, изрядно пощипавшими отступающий фланг д'Эрлона, но его правый фланг все еще удерживал захваченные позиции англичан. Корпус Лобо ускоренным маршем двигался к месту прорыва.

Сначала Ярославу показалось, что за его спиной одновременно ударили в сотню больших барабанов. Но грохот нарастал нестерпимым крещендо, пока ему не пришлось стиснуть зубы, чтобы не стучали. По проселочной дороге на гребень поднимались бронированные всадники тяжелой гвардейской конницы. Их сопровождали несколько полевых батарей. Возницы нещадно нахлестывали запряженных в пушки коней, а их чугунные массивные колеса и создавали тот нестерпимый грохот, от которого у Ярослава вмиг заныли зубы и заболела голова. Великаны кирасиры ехали в гордом молчании и, только поравнявшись с Наполеоном, приветствовали его оглушительным ревом:

— Vive l'empereu! [4] Да здравствует император! (фр.).

Несокрушимая железная волна тяжелой кавалерии, набирая скорость, двинулась вниз по склону. В ложбине запели трубы, играя сигнал к отступлению. Дивизия Русселя, выполнив боевую задачу, перестроилась и начала отход. Шотландцы, завидев нового противника, также перестроились и начали отступать к своим позициям.

Вслед за кирасирами Милло и Келлермана пришла в движение вся Старая гвардия, до того момента стоявшая в резерве. Ветераны-гвардейцы шли, как на параде, колоннами побатальонно, занимая пространство в четверть мили шириной по обе стороны брюссельского тракта. Эти пятнадцать тысяч отборных бойцов производили впечатление единого слаженного организма. Прикрывая гвардейскую артиллерию, большая батарея усилила огонь по Гэ-Сент, что позволило пушкам на конной тяге приблизиться к стенам на семьдесят пять метров, спокойно развернуться и открыть стрельбу прямой наводкой. Постройки фермы заволокло густым пороховым дымом.

Ярослав перевел взгляд вправо, куда указывала рука императора. Корпус Лобо уже продвигался вверх по склону к неприятельским позициям. Его пехотинцы перешли на ускоренный шаг, а передовые батальоны рассыпались цепью, чтобы уменьшить потери от артиллерийского огня. Передняя линия укреплений союзников окуталась дымом. Над полем прокатился долгий раскат мощного залпа из десятков орудий. Это был сигнал к контратаке. Над гребнем холма показались первые цепи неприятельских солдат. Стреляя на ходу из мушкетов, они медленно начали спускаться навстречу наступающим французам. Снова рявкнули пушки союзников, паля поверх голов своих пехотинцев, и всю картину затянуло непроницаемой дымной пеленой.

— Он бросил сюда все резервы! — выкрикнул Наполеон. — Все поставил на одну карту!

Передовая колонна наступавшей гвардейской пехоты под началом Камброна миновала к этому моменту постоялый двор Бель-Альянс, оставив его метрах в трехстах позади, и начала взбираться на склон противоположного холма.

— Смотрите, друг мой! — воскликнул Наполеон, указывая на центр. — Он попался-таки на мою приманку! Он думал, что я поддержку правый фланг д'Эрлона, и отправил туда Аксбриджа, Ламберта и, возможно, Пиктона, чтобы преградить дорогу Лобо. А теперь ему нужно срочно перестраиваться, иначе через пятнадцать минут мои гвардейцы разрежут его центр, как нож масло.

Эпицентр сражения медленно перемещался правее, где еще дрались остатки корпуса д'Эрлона, в то время как гвардейский резерв, беспрепятственно обойдя весь этот хаос слева, уже готовился нанести союзникам смертельный удар.

Подбежал запыхавшийся курьер и встал навытяжку перед императором:

— Осмелюсь доложить, сир, в лесу замечено передвижение прусских войск.

Наполеон бесстрастно кивнул и легким жестом, отпустил фельдъегеря.

— Очень скоро они зайдут вам во фланг, — предупредил Ярослав.

— Верно. Но только если я стану этого дожидаться, как в прошлый раз. Поэтому я встречу Блюхера позже, как только разобью «Веллингтона». А это должно произойти сейчас!

Он подозвал курьера.

— Скачи к д'Эрлону и передай, что я им доволен. Он выполнил свой долг. Пусть отведет войска под прикрытие большой батареи, переформируется и приготовится к марш-броску на восток, чтобы преградить путь пруссакам.

Внизу творился полный бедлам, но Ярослав уже полностью отдался захватившему его порыву и не замечал больше ничего, кроме сурового величия этой битвы титанов. Мимо него двигались последние ряды гвардейцев. Они шли ускоренным шагом, стремясь поскорее нагнать далека опередивших их товарищей. Конный духовой оркестр оглашал окрестности бравурными звуками победного марша Маренго.

Наполеон провожал их взглядом. Когда он услышал звуки музыки, то не смог сдержаться. По заляпанному грязью лицу потекли слезы.

— Все снова так же, как было, — прошептал император.

Повинуясь внезапному импульсу, он повернул коня и галопом поскакал через поле к голове гвардейской колонны. Ярослав с тревогой посмотрел ему вслед, схватился на поводья и кое-как ухитрился заставить свою кобылку двинуться в том же направлении. Басак, взмахнув над головой топором, испустил кровожадный клич и большими прыжками понесся рядом с историком.

— Гвардейцы! Сегодня ваш император будет сражаться бок о бок с вами! — вскричал Наполеон, срывая треуголку и размахивая ею в воздухе. Он перешел на рысь и ехал чуть в стороне параллельно колонне, так что его могли одновременно видеть и слышать тысячи бойцов.

Леденящий душу рев вырвался из множества глоток. Одни потрясали мушкетами, другие умоляли его не рисковать и отойти в тыл, третьи скандировали его имя. Подъехав к голове колонны, император сделал драматический жест: выхватил из рук знаменосца покрытый множеством шрамов гвардейский штандарт и поднял его высоко над головой. Восторженный победный клич прокатился подрядам гвардейцев.

— Ради одного этого я готов умереть прямо сейчас! — воскликнул Наполеон, обратив блестящее от слез лицо к подоспевшему Ярославу. — Машина подарила мне счастье вновь пережить это мгновение, и больше мне ничего не нужно в жизни!

— Умереть никогда не поздно, — философски заметил Ярослав. — Тем более еще ничего не решено. Кстати, вам не кажется, что ваше место действительно в тылу, на командном пункте?

— Сейчас решающий момент. Если мы не прорвем оборону и не разгромим «Веллингтона» до двух часов дня, у нас не будет сил и времени, чтобы развернуться и достойно встретить Блюхера. Сейчас или никогда!