Михаил Ахманов - Океаны Айдена

Одинцов ткнул Поуна локтем в бок:

— Ты и Хор! Отложите-ка мечи! Рубите мачту, а я прикрою!

— Зачем?

Он яростно оскалился:

— Рубите, я говорю! Обрушим на них!

Поун кивнул — видимо, понял. Две боевые секиры с хрустом врезались в прочное дерево, полетели щепки, мачта дрогнула. На высокой корме галеры какой-то человек с серебряным обручем в волосах — не иначе как капитан — махнул кривым клинком, посылая солдат в атаку.

Но было поздно. Мачта покачнулась, Одинцов, бросив оружие, оттолкнул Поуна и Хора, навалился на гладкий толстый ствол, и дерево не выдержало, переломившись с грохотом пушечного выстрела. Затем мачта с двумя реями и свернутым парусом рухнула на корму, ломая кости людям. Ограждение по бортам судна разломилось, не выдержав удара, рулевые весла вместе с массивными упорами были снесены в воду, доски палубы разошлись и просели. Секунду-другую Одинцов смотрел на окровавленных ксамитов, барахтавшихся в обломках, потом поднял оружие и устремился обратно на плот.

— За мной! Туда! — Он вытянул меч к шеренге ратников Береговой Охраны, сдерживавших натиск воинов со второго корабля. Схватка шла с переменным успехом, айдениты уже метнули дротики и теперь отбивались мечами от увертливых смуглых бойцов. Доспехи и шлемы защищали их, и за каждого ратника ксамитам приходилось платить двумя жизнями. Но нападающих было втрое больше, а запас метательных ножей и копий у них казался неисчерпаемым. Айденские моряки, окружившие капитана-сардара, не могли помочь солдатам — их медленно, но верно теснили к лестнице, и вскоре вся эта толпа, непривычная к правильному бою, должна была посыпаться на нижнюю палубу как спелые орехи.

Одинцов, с Поуном и Хором по бокам, ударил с фланга. За этой троицей в кольчугах, непроницаемых для ксамитских сабель, напирали еще полтора десятка человек — бар Кейн, вошедший во вкус драки, и две окты, полные сил. Высвистывал похоронную песню чель, сверкали длинные клинки, без устали работали топоры, молодецки ухал Кейн, во всю мощь луженых глоток ревели ратники, лязг железа заглушал тяжкое надсадное дыхание сражавшихся.

Ксамиты, что блокировали моряков, были уничтожены первыми. Капитан стагарта знал свое ремесло: он рявкнул приказ, вытянул руку к разгромленной галере, матросы ринулись к ней и стали сбрасывать абордажные крючья. Вскоре полоса воды отделила полуразбитый корабль от плота и второго судна.

Ксамиты отступали. Их оставалось еще с полсотни, и боевой дух этих смуглых бойцов был еще крепок, но айденские ратники упорно теснили врага к краю палубы, а Одинцов со своим отрядом отрезал дорогу к трапу. Наконец воины в полосатых туниках начали перебираться на борт своего корабля, потом зазвенели, падая, крючья, и галера осталась за кормой. Стагарт, залитый кровью, заваленный трупами, неторопливо удалялся на восток.

— Мой господин! — Крепкая рука легла на плечо Одинцова, и он обернулся. Аларх, вытирая ладонью лоб, стоял перед ним, его лицо раскраснелось, из царапины на шее сочилась кровь. — Мой господин! Клянусь гневом Шебрет! Если бы не ты, нас уже скормили бы саху! — Он нерешительно коснулся лезвия челя. — Это… это хайритское оружие?

— Да. Не встречался с хайритами?

— Не встречался. — Аларх покачал головой. — И спаси меня Айден от этой встречи, если они сражаются так, как ты!

Одинцов усмехнулся, похлопал аларха по затянутой в панцирь спине и, сунув чель под мышку, шагнул к трапу.

— Кайти! — позвал он. — Кайти, бездельник! Все кончилось, вылезай! Прими оружие!

Его слуга не появлялся. «Заснул, что ли?» — раздраженно подумал он, свесившись над перилами и разглядывая сверху дверь своей каюты.

— Кайти! Ты где?

— Вон валяется, — произнес бар Кейн и, обогнув Одинцова, сопровождаемый Поуном и Хором, начал спускаться по лестнице. Внизу, у первой ступеньки, нелепо вывернув шею, лежал рыжеволосый слуга, и в спине у него торчала рукоять ножа.

Спрыгнув на палубу, Одинцов склонился над Кайти, приподнял веко, поднес ладонь к губам. Все было кончено, парень не дышал. Скорее всего, он умер за долю секунды — лезвие тяжелого ножа воткнулось под левую лопатку и поразило сердце. Метательный нож… Такими пользовались ксамиты и Хор с Поуном… Этот клинок, несомненно, отправила в полет рука мастера!

Одинцов поднял голову и встретил равнодушный взгляд бар Кейна. Лазутчик смотрел на Кайти как на дохлого таракана, которого смахнули со стола и припечатали к полу сапогом, Поун ухмылялся, а глаза Хора горели нескрываемым злорадством. Он выпятил грудь с перевязью: все ножны для метательных клинков были пусты, все они воткнулись в чьи-то тела. И в спину Кайти?.. Как это докажешь?

Но Одинцов не нуждался в доказательствах. Он скрипнул зубами и дал себе слово, что в Ханде, при первом же удобном случае, проучит бар Кейна и его горилл.

К сожалению, Ханд оказался для этого неподходящим местом. То была купеческая республика с весьма строгим кодексом законов, гарантировавших безопасность торговли и торговых гостей, — тут тщательно следили за порядком, пресекая любые поползновения к дебошам, воровству, грабежам либо насильственному лишению жизни.

Лежал Ханд в юго-восточном углу Внутреннего Ксидумена, у моря, между холмом, где торчали башни цитадели, и гаванью, защищенной длинным гранитным молом. Город был довольно велик, выстроен из камня, дерева и кирпича, его окружало широкое полукольцо возделанных земель. Дальше к северу стояла Ганла, еще один торговый порт, а за нею — Ири; по слухам, эти поселения ничем не отличались от Ханда. На запад от них плескалось море, на восток уходили дремучие леса, в которых можно было странствовать месяц, пока не доберешься до Зохта, одного из кинтанских королевств на берегу океана. Примерно столько же занимала дорога на юг, в Рукбат, но оттуда до Калитана было ближе, чем из Зохта.

Ханд, Ири и Ганлу населяли не кинтанцы. Эти три порта лет триста назад основали выходцы из Тронгара, самого северного княжества Перешейка, изгнанные с родины во время религиозных смут. Не успели беглецы возвести дома, как на них нагрянуло войско тронгарского владыки, но уничтожать под корень их не стали: князю требовался строевой лес. Целое столетие они сплавляли плоты в Тронгар вдоль морского побережья, потом, разбогатев на торговле с Кинтаном, наняли пару тысяч всадников из Хайры и указали князю на порог. Хайритские наемные гарнизоны до сих пор стояли в трех городах, но то были не воины Двенадцати Домов, а длинноусые, их восточные соседи и злейшие враги.

Сами уроженцы Ханда тоже казались бравыми воинами. Проезжая городскими улицами к постоялому двору, Одинцов видел рослых солдат, охранявших все стратегические пункты, от гавани, пирсов и складов до ратуши. Они были вооружены алебардами, туники усеивали бронзовые бляхи, а на груди у каждого висел рожок. Службу они несли истово и смотрели по сторонам в четыре глаза, не отвлекаясь на запах вина из припортовых кабаков и таверн.