Андрей Уланов - Автоматная баллада

— Извини.

— Да что мне теперь с твоего «извини»?! Что я с ним делать буду?! На хлеб вместо варенья мазать?!

Рик снова закашлял.

— Не психуй! — резко сказала Анна. — Тоже мне… Ледяной Человек. Перестань дёргаться и делай.

Шемяка обернулся к ней.

— Что? Делать? — вкрадчиво, чётко выделяя паузами каждое слово, произнёс он. — Ты. Самая. Умная. Да. Вот. И скажи. Что делать?

— Что-нибудь! Ты говорил, у тебя эти травы-настои болотные на все случаи припасены!

— Что-нибудь ему не поможет, — Айсман говорил уже почти спокойно. Первый всплеск бешеной ярости прошёл, оставив после себя лишь тоскливую пустоту. — Кашель и боль в грудной клетке… ни разу про такое не слышал. А пробовать наугад…

— Мутация какой-нибудь лёгочной дряни, — досадливо поморщился скуластый. — Чахотка или туберкулёз.

— Молчи уж… вирусолог…

— Ты хочешь сказать, — глядя в лицо Сергею, медленно процедила девушка, — что не будешь ему помогать?

— Анна…

— Рик, не вмешивайся. И вообще тебе сейчас лучше молчать!

— Анна, — устало вздохнул Энрико. — Он хочет, вернее, он говорит, что не может мне помочь. И он совершенно прав, а я — олух царя небесного. Умудрился…

— Рик, не смей так говорить. Если он не хочет поделиться своими драгоценными заварками, мы сами… — Анна, спохватившись, принялась яростно копаться в мешке. — Мы тоже не с пустыми руками шли.

— Анн, я не хуже тебя знаю, с чем мы шли, — скуластый, дёрнув головой, охнул. — Чудо-юдо-таблеток, способных одолеть неизвестную доселе заразу, в твоём рюкзаке нет и быть не могло.

— Рик, мы должны пытаться. Слышишь? Рик!

Собравшийся было ответить ей скуластый вновь зашёлся в кашле.

Шемяка участия в перепалке не принимал — он стоял чуть в стороне, даже не сняв рюкзак, просто упёрся им в стену позади. Для него всё уже было чётко и ясно, как выстрел в упор. Открытым пока оставался лишь вопрос — пометила костлявая одного лишь Энрико или Сергей и Анна через пару часов получат возможность догнать сотоварища на Последней Тропе? Вопрос этот, впрочем, также не требовал каких-либо экстренных телодвижений — если болезнь уже в них, десяток минут не решают почти ничего, а экстракт дрызг-травы слишком дорог, чтобы накачиваться им в профилактических целях… тем более, когда речь идёт о пальбе наугад.

— Анна, послушай, — мягко проговорил Энрико. — Ты упрямая, но поверь, это не подходящий случай… демонстрировать характер. Со мной всё… кончено. И смысл тратить лекарства, время, силы, рисковать самим — нет. Извини, что подвёл…

— Не смей, — она смотрела даже не на Энрико, а куда-то в воздух прямо перед собой. — Даже не думай. Я запрещаю тебе сдаваться. Слышишь, десятник! Приказываю драться до последнего! Я — приказываю, слышишь!

Неожиданно Сергея словно захлестнула волна. Жалость… досада… сожаление… — он не мог бы выделить, вычленить отдельные компоненты этого сложносоставного, как длинное предложение, чувства.

— Знаешь, куда можешь заткнуть свои приказы? — грубо произнёс он. — Раскомандывалась… офицерша недоделанная. Вертела-вертела, как хотела… так хоть помереть спокойно позволь.

Врежь он ей — хорошую такую, полновесную оплеуху, — эффект, наверное, всё равно был бы куда скромней. По крайней мере, в первый миг Шемяке показалось, что Анна сейчас вскинет винтовку и полным рожком попросту размажет его по бетонной плите вместе с рюкзаком.

Удержалась. Ещё один плюс в пользу бешеной.

— Ты… — прошипела она. — Мразь. Я его спасти пытаюсь, а ты…

— А я пытаюсь не дать совершиться большей глупости, — спокойно произнёс Айсман. — Потому как той, что уже имеем, выше крыши хватает!

На этот раз он решил не скупиться и оплатил весь вагон. Не пассажирский, хотя его кошелька сейчас бы хватило и на два десятка купе, и даже на весь поезд, — но вполне себе отдельный вагон. «Столыпин» — как обозвал его старший кондуктор. По мнению Швейцарца, данный конкретный товарняк имел с Петром Аркадьевичем примерно столько же общего, сколько и приснопамятный монумент в Новохабаровске. Ладно бы ещё сходство, например, с Витте проглядывало… но не с Азефом же!

Впрочем, вне зависимости от именования, вагон ему понравился. Много места, много времени в пути, много сена и отсутствие попутчиков, даже насквозь ходить никто не сможет — именно то, что им с Тайной сейчас и требовалось. Хотелось. Очень.

Наверное, каждый из них пытался нагнать, наверстать то, что — как стало ясно сейчас — недобрал от жизни. Жизни, которая вдруг оказалась куда более многогранной и красочной, чем виделось им обоим до этого.

— С чего начнём?

— С примерок? — предположил Швейцарец.

Их утренний проход по здешнему базарчику должен был запомниться торгашам надолго — масштаб опустошений прилавков больше соответствовал вышедшей из глухих лесов ватаге амазонок в дюжину-полторы стволов, чем одинокой девушке. Ну, не совсем одинокой.

А ещё правильнее — вовсе не одинокой! Теперь!

Вдвоём они смели всё, что хотя бы в первом приближении могло сойти за женские одежду, обувь и, само собой, украшения. Плюс — большую часть одежды мужской. Соответствию размеров внимания почти не уделялось — перешьём, беспечно заявил он, а нет, так на тряпки пустим. Ты не думай, ты покупай, ведь тебе нравится, я же вижу… тебе просто нравится сама возможность с барственной небрежностью указывать пальчиком на очередную тряпку и ронять: «Пожалуй, я возьму и это тоже».

Кажется, вспомнил Швейцарец, до войны подобное удовольствие считалось ненормальным — была на этот счёт длинная статья в одном из «общественных» журналов Старика. Шоппинг? Господи, как смешно было читать об этом тогда, качаясь в старой покрышке от заправщика и зная, что на десятки вёрст вокруг единственные «потенциальные покупатели» — несколько чудом уцелевших охотников. В той статье — они там целое исследование провели, вот ведь скольким людям делать было нечего! — указывалось, что женщины подвержены этому заболеванию чаще мужчин, вывод, в общем, верный, и сегодня Швейцарец узнал, почему. Весь секрет в том, что сильному полу доставляет удовольствие другой процесс — наблюдать, как их женщина… шоппингует?

— А вот и не с примерок! — Тайна, раскинув руки, закрутилась на месте так, что лёгкая юбчонка взвилась колоколом… остановилась и замедленно, словно вековая сосна, упала в сено. Почти сразу же из места падения ударил настоящий сенной гейзер — как будто копчёная трава и в самом деле была водой, в которой самозабвенно барахтался юный гиппопотам.

— Знаешь, знаешь, почему?

— Нет.

— Потому что ты не дашь мне и двух платьев сменить, — торжествующе заявил невысокий стожок. — Набросишься диким зверем, завалишь… я тебя хорошо знаю и вижу насквозь, вот!