Олег Кукса - Камикадзе на прогулке

Подробнее 2ур. 70

— Семьи Отсева? — нахмурился Дэниел. — А это кто такие?

— Отщепенцы, преступники — слишком непослушные воле гроллов Старших Семей. И, конечно, неудачные жертвы экспериментов гроллов, которым не выжить без постоянной медицинской помощи. — ответила я. — Все это, по мнению гроллов Старших Семей — Отсев. Местная клоака, из которой появляются работорговцы и бандиты, с которыми мы сражаемся. А самая большая проблема — остатки наемных войск гроллов-ренегатов всех мастей, которых их хозяева бросили здесь из-за карантина после окончания Семилетней Войны. Они проживают в нескольких городах-тюрьмах, на территории Союза Семей. Полиция гроллов Старших Семей, Семья Турхат, за Семьями Отсева, вроде бы, приглядывает, но иногда мне кажется, что это только видимость. Я думаю, именно там ренегаты Старших Семей в основном и вербуют своих подельников. И когда наши, особенно американцы, не выдержали, и началась Семилетняя Война.

— У нас ее чаще называют Семилетней Резней, или Бойней, — прокомментировал Ланс.

— Да, это так… Мы проиграли войну… Подписали позорную капитуляцию. В начале войны все шло хорошо, но потом, когда гроллы-ренегаты нагнали военной техники с других своих планет… Мой отец, Николай Сотников, погиб при штурме одной из подпольных лабораторий Семей Отсева Быть может, именно той, в которой я и была. Тогда нелегальные базы ренегатов были расположены прямо здесь, на востоке континента. Сейчас уже не узнаешь — столько времени прошло. Да и неважно это — отец так и не узнал, что я стала одной из тех, кого выручили из беды наши войска. Многие погибли в этой войне, Дэниел — силы были слишком неравны. Но у стелс-шаттлов Арес были хорошие сканеры, и постепенно наша разведка, перед началом войны, сумела собрать очень много данных — мы знали, против кого и где придется воевать. Гроллы Старших Семей, среди которых наверняка затесались и ренегаты, были обеспокоены нашими военными приготовлениями, но Семья Арес объясняла это тем, что колонисты намного быстрее придут к самообеспечению, если научатся сами заботиться о себе, и это, мол, здорово сократит расходы. Но когда началась война, Семья Арес показала — кто есть кто. Их инструкторы и солдаты, их боевая техника сражалась в наших рядах, а армия колонистов была сформирована и экипирована по последнему слову технологий гроллов. И наши военачальники многому научились у ветеранов-профессионалов Арес. Ренегатам тогда здорово досталось — они потеряли очень многое, а их войска, защищающие нелегальные базы — были разбиты.

— Ты выросла сиротой? — осторожно спросил меня Дэниел.

Я кивнула головой.

— Я была двухлетним ребенком, ничего так и не помню. Одни лишь обрывки воспоминаний — как ни странно, ко мне, вроде бы, в лаборатории относились очень хорошо, и я запомнила, что сильно плакала, испугавшись, когда какие-то страшные дяди ворвались и начали сражаться с охранниками и боевыми роботами прямо в том месте, где я росла. А потом — ночной бой, взрывы. В общем, наревелась я от страха до жути. Это все, что врезалось мне в память — ничего больше не помню. Только огромный полукилометровый гриб взрыва, который расцвел в ночи на месте моего бывшего дома-лаборатории, когда диверсанты-Федераты отошли на безопасное расстояние.

— Ну, ты ведь была тогда малюткой. Как ты вообще могла что-то запомнить, в два года-то? — поинтересовался Дэниел.

— Генетически модифицированные люди обладают хорошей памятью, Дэниел. Мы как бы умеем записывать яркие воспоминания особым образом, в так называемые мнемофайлы. Записанные мнемофайлы-воспоминания хранятся без изменения целыми десятилетиями, было бы только желание. И я неосознанно тогда создала такой мнемофайл — взлетевшая в воздух от взрыва бормбы лаборатория гроллов до сих пор стоит у меня перед глазами, как вспомню. Затем… после нескольких переездов я жила в интернате для сирот. Но я смутно помню это время. Я даже русский и украинский, родные языки моих родителей, выучила позже, а сначала я разговаривала на английском, на языке моих приемных опекунов.

Я поймала себя на том, что мало что помню из того времени, как была безвестной сиротой. Словно это происходило не со мной.

— После того как Мастер-Целители Федерации сумели определить, что я — дочь Николая и Надежды Сотниковых — я жила у своей бабушки, — продолжила я. — Но каждой весной я прихожу к братской могиле, в которой похоронен отец. Он, и его боевые товарищи. Гроллы Турхат, прибывшие позже, похоронили всех, кто тогда погиб в ночном сражении. Даже памятник поставили… Уроды… У ренегатов, прилетевших на подмогу, не было под рукой шаттлов с усыпляющим газом, вот и долбанули из всего бортового по нашим отступающим отрядам диверсантов, когда увидели на месте взорванных лабораторий своих соратников одни лишь обломки… Так часто бывало, когда на месте боевых действий появлялись неопознаные военные шаттлы. Турхат с ними даже сражались иногда, но мертвым-то от этого не легче.

Дэниел нахмурился. С одной стороны он получил очень важные для него сведения, для отчета на базу, но с другой стороны… Он думал о моих родителях. О судьбе моей матери. Но не хотел нанести мне боль этим вопросом. Наивный… Поэтому я все же ответила на его не заданный вопрос:

— Я до сих пор не знаю, где нашла свой последний приют моя мама… Наверное, тоже где-то там — в одной из лабораторий, которые уничтожили наши войска в начале Семилетней Войны. У ренегатов принято уничтожать без следа своих умерших подопытных. От них оставались лишь данные исследований, передаваемые на базы ренегатов по всей Галактике. Сколько жизней унесли их нелегальные исследования — никто не знает. Но Федераты освободили сотни подопытных младенцев и детей, многие из которых потом стали энерговоинами Омеги из-за своей увеличенной боеспособности. Но некоторым из них выжить все же не удалось. В последние два года я многим из них смогла хоть чем-то помочь, но все же… Я еще так мало знаю, и не всегда удается добиться полного выздоровления.

— А врачи-гроллы?

— У них-то я и училась — вместе мы выезжали в Семью Роонджел, в больничные корпуса с жертвами генетических экспериментов. Жуткое зрелище — многие из них обречены на постоянную медицинскую помощь. Они лишены нормальной человеческой жизни. Но самое печальное в том, что врачи-гроллы иногда тоже бессильны — ведь речь идет о знаниях гроллов-ренегатов, а они в запрещенных технологиях разбираются получше законопослушных врачей Семьи Роон.

— Да, я понимаю — трудно лечить следствие, не понимая причин?

— Что-то вроде того. — согласилась я. — Я пыталась найти тех, кто мог бы ответить на мои вопросы, в том числе и о матери, но безуспешно. Надеюсь, все они погибли во время штурма… Быть может, это и к лучшему — для них.