Александр Тестов - Варяги

«Вот так и бывает… А к тридцати годам уже аллес, все, кранты – ходячий инвалид и хорошо если ходящий. И домов инвалидов тут не предусмотрено. И вообще, где мой доктор… Нет, докторша. Господи, пусть это будет докторша, красивая, с большой грудью, – мысли сменяли одна другую, но как ни странно успокаивали, расслабляли. – Да ну, бред какой-то! Щас бы соку персикового или виноградного. Пашка вот тоже любит виноградный. Пашка? Вот, черт, а где же Пашка? Нет-нет. Не погиб он. Точно. Не может того быть. Да и далеко его корабль был. Даже если викингосы нас одолели, то он мог и уйти».

Он в полубредовом состоянии убедил себя, что друг непременно должен был остаться в живых. Иного он не мог себе представить. Вернее, не хотел. Пашка, которого он знал с самого детства, просто не имел права умирать. Он же не умер, вот и Пашка не мог. Кто угодно, только не Паша.

Где-то в самом глубоком подсознании он понимал, что может быть как угодно. Все может быть – и смерть, и жизнь. И для тебя, и для твоего друга…

Тяжелое чувство сдавило сердце. Беспокойство нарастало, сердце отчаянно застучало, разгоняя кровь. Левый бок увлажнился еще больше, боль вернулась внезапно. Она пронзила все тело и мощно ударила в мозг. Вадим закрыл глаза, до скрежета сжал зубы. Хотелось завыть! Мыслей уже не было, лишь далекий женский голос нежно пропел:

– Не уходи… не уходи, побудь со мною…

А слабый мужской голос ответил:

«Вот ведь, только подумать, – размышлял Вадим, – сколько я уже тут, в этом учебнике истории? Сколько? Два месяца? Или уже три! Чудовищное количество дней… Если задуматься, чудовищное количество…»

Он с трудом повернулся на правый здоровый бок. В избе все было по-прежнему – ничего не изменилось. Хотя нет. Повязка на его теле была заботливо поменяна и, кажется, с какой-то мазью. И ведь так аккуратно, что он даже не проснулся. Сколько он проспал, Вадим не знал, да и не старался даже прикинуть. Его больше беспокоило то, что он не увидел своего спасителя, не поблагодарил. А ведь было за что! Раненый левый бок после перевязки перестал его беспокоить, ощущалось только легкое покалывание, но оно было скорее приятным, чем раздражающим. И это не могло не радовать.

Вадим повернул голову и через плечо глянул на печку. Так и есть – тело на лавке не исчезло, а по-прежнему лежало накрытое звериной шкурой. «Да кто же это там лежит?» – спросил себя новгородский десятник. Он почти вывернул себе глаза, стараясь разглядеть лежащее на скамье у печки тело, и тут он приметил кувшин. Вадим осторожно, чтобы не вспугнуть боль, повернулся на спину – уф. Из этого положения смотреть было все же удобнее. Так и есть. У его изголовья на полу стояла низенькая табуреточка, а на ней кувшин с узким горлышком. Он сделал неторопливое, почти балетное движение рукой и дотянулся до кувшина. Сосуд был невелик, а узкое горлышко безупречно для питья лежа. Новгородский десятник плотно прижал горлышко к губам и стал наслаждаться. Сначала он глотнул немного и прополоскал рот – до чего же хорошо. Мед с терпкими травами, разведенный в воде, был хорош. Затем он мелкими глотками осушил емкость до дна и с облегчением поставил сосуд на место. Вадим почмокал языком и попробовал позвать:

– Есть кто в доме?

К его удивлению, голос не подвел. Жидкость освежила горло и взбодрила связки.

– Эй, – позвал он, – хозяин! Есть кто дома?!

Ему показалось, что получилось довольно громко. Даже тело на скамье у печки едва заметно пошевелилось, а затем оттуда донесся сдавленный хрип.

– Есть кто?!

На его зов низенькая дверь избы отворилась, и яркий солнечный свет залил половину помещения. Вместе с солнцем в избу ворвалась морозная свежесть. Ослепленный, Вадим машинально прикрыл глаза рукой. Но вскоре в дверном проеме показалась чья-то фигура, частично перекрыв свет. Дверь, скрипнув, закрылась. Послышались шаркающие шаги. Вадим отвел руку, но продолжал щуриться.

– Я вижу, ты проснулся, – мужской голос был бодрым и уверенным.

Когда десятник проморгался и его глаза вновь могли полноценно видеть, он узрел стоящего перед собой старца. Длинные, бело-серые волосы незнакомца были аккуратно убраны сзади в пучок и на затылке перехвачены тесемкой. Незнакомец присел на край постели.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.

– Спасибо, вроде бы хорошо, – ответил Вадим, продолжая разглядывать старика.

– Наверное, ты хочешь спросить, кто я? И как ты оказался у меня в гостях?

– Конечно.

– А тебе совсем не интересно, кто лежит на лавке возле печки?

– Да, и это тоже.

– Он назвал себя Валуем. Я нашел вас вместе на ладье, которую прибила к берегу река.

– Валуй? – искренне удивился Вадим. – Так он жив.

– Еще несколько дней назад я думал, что его путь окончен, но он крепкий воин, он выкарабкался. Теперь, думаю, точно будет жить.

– Спасибо тебе за заботу, – поблагодарил юноша, – как тебя зовут?

– Вадим… можешь называть меня дед Вадим…

– Тезки, значит, – перебил его десятник.

– Что?

– Я говорю, меня тоже Вадимом зовут.

– Это приятно, хотя и странно, – коснувшись своих длинных усов, ответил старик.

– Чего же тут странного, Вадим – известное имя.

– Так, да не совсем так.

– Загадками говоришь.

– Ну, об этом после, а сейчас дай-ка я осмотрю твои раны.

Старец откинул прикрывавшую десятника шкуру, осторожно осмотрел раны. Кроме продырявленного левого бока, на теле имелись многочисленные синяки и ссадины. Не обошлось и без царапин и порезов.

Дед Вадим принялся смазывать все эти издержки боя, как успел разглядеть десятник, серо-бурой мазью.

– Такие пустяки не должны беспокоить воина, – словно уговаривал его старик, продолжая наносить мазь.

– Хорошо пахнет, – как бы невзначай заметил десятник.

– Немного мяты и ольховой коры, – ответил старик, – а вот с твоим боком еще придется повозиться.

Он не спеша снял повязку.

– Зашил уж я как сумел, не серчай, Вадим, получилось кривовато.

– Не в красоте дело…

– Это да, но тебе еще повезло, а вот твоего друга… он ведь твой друг?

– Валуй? Конечно он мой друг, – уверенно изрек десятник, – он даже пару раз жизнь мне спас.

– Ну, раз так… изрубили его премного, но жить будет, и ты мне поможешь.

– Ты только скажи…

– Через три дня разрешу тебе вставать, вот тогда и поможешь своему другу.

Старик смазал шов мазью и наложил чистую повязку. Затем принес раненому напиться.

– Есть-то, поди, хочешь? – спросил дед Вадим.

– Ага.

Все то время, что старик ходил по избе – сначала Вадиму за водой, потом за миской с едой, – десятник наблюдал за ним. Дед ходил прямо, даже горделиво, так и не скажешь, что старец. Ногами не шаркал, ступал твердо…