Олег Шовкуненко - Битва во мгле

Восемнадцать километров каменистой пустыни промелькнули, словно кадры ускоренного кинофильма. Менее чем через десять минут группа Строгова стояла перед мертвым «Сахаем». Шагоход выглядел стариком, сгорбившимся под тяжестью лет. Неестественно подломившаяся правая нога доводила крен машины до сорока градусов, а черный нагар на лицевой стороне корпуса говорил о неправильном угле входа в атмосферу. Однако машина боролась до конца. Получив повреждения и потеряв экипаж, центральный слит сделал все для того, чтобы совершить посадку. О том, что 42-й грохнулся именно здесь, а не приковылял откуда-то со стороны, говорил небольшой кратер из песка и мелких камней, который выжгли его посадочные двигатели.

Что стало причиной катастрофы? Николай не видел значительных повреждений корпуса. Вывернутый коленный сустав, несомненно, был результатом неудачной посадки, но…

– Командир, – Шредер успел обойти машину Пуарэ с тыла, – вам следует взглянуть на это.

– Что там у тебя? – Строгов поспешил подвести своего «Сахая» к машине рядового. Туда же направились Фурье и Манзони.

– Дыра, – задумчиво произнес Фурье.

– Ну дыра. А ты что, надеялся увидеть надпись «Добро пожаловать на Канары»? – Машина Манзони сделала пару шагов вперед. – Что-то не нравится мне вся эта история.

Бронированные плиты на спине 42-го не были разорваны взрывом. Их словно сожрала едкая кислота. Справившись с высокомолекулярным сплавом, она хлынула в тело боевой машины, выжигая в нем глубокую смертоносную воронку.

– Наши парни умерли еще в космосе. – Манзони поскреб манипулятором по оплавленным кислородным бакам. – Какая страшная смерть.

– Смерть всегда страшна. Особенно если тебе предательски стреляют в спину из аннигилирующего излучателя.

Глаза сержанта немигающе смотрели в черное небо. Странно было представить, что на расстоянии сотен световых лет от Земли существует такое же сияние звезд и такое же величественное спокойствие. Но все же это был чужой мир, погребенный в объятиях мрака и тишины. Тишина! Она действительно была дикой и пугающей. Она холодными костлявыми пальцами заползала в душу и сжимала сердце, заставляя его замедлить биение. В ней не было места голосам живых существ. Крики птиц, шелест листвы, жужжание насекомых были чужды этому миру. Единственным звуком, который улавливало ухо, было завывание ветра. Ветер полноправно властвовал над окружающей каменной пустыней. Он знал все ее раны, он проникал в ее самые потаенные уголки, он мог прикоснуться ко всему, к чему хотел: камням, броне стальных машин, к лицу солдата. Но сержант не мог чувствовать этих прикосновений, слышать голос пустыни, видеть бездонную глубину Вселенной. Сержант был мертв. Тела сержанта Пуарэ и рядового Сардиса покоились рядом на невысокой плоской скале. Друзей не могла разлучить даже смерть. Они лежали плечом к плечу точно так же, как жили и как погибли. Их руки были сложены на груди, мундиры наглухо застегнуты, шлемы сняты. Две шеренги похоронной команды недвижимо замерли по краям пьедестала смерти. Корсиканцы отдавали последний салют своим погибшим товарищам.

– Мы навечно сохраним память о наших братьях! И будь я проклят, если мы не отплатим за них! – Строгов не умел говорить траурные речи и не годился на роль священника, точно так же как его людей нельзя было назвать паствой. Все они собрались здесь не для того, чтобы слушать проповеди, а для того, чтобы мстить.

Николай взмахнул рукой, приказывая похоронной команде встать в строй. Наблюдая за их приближением, он вызвал шагоход с бортовым номером 44:

– Шредер, ты готов? Действуй, как договорились. – Боковым зрением Николай взглянул на одинокий «Сахай», замерший на правом фланге строя.

– Так точно, господин лейтенант! – 44-й слегка взвизгнул турелью главного излучателя.

Убедившись, что все люди покинули опасную зону, Николай отдал общую команду:

– Опустить световые фильтры! – Он выждал несколько секунд, а затем дополнил свой приказ: – Смирно!

Руки офицеров взлетели к вискам, а тела солдат натянулись подобно струнам. Для людей весь мир сузился до размеров траурного каменного ложа, на котором покоились тела их боевых товарищей.

– Залп!

Строгов зажмурился от яркой аннигилирующей вспышки, которая на миг озарила каменную равнину. Погребальный огонь в мгновение ока превратил в ничто тех, кто еще несколько часов назад были существами из плоти и крови, друзьями и солдатами.

Понятия «день» и «ночь» приобрели на Агаве уродливый, гипертрофированный смысл. Они больше не подчинялись законам матери-природы и полностью зависели от прихоти человека. Стоило лишь приказать, и протонный мозг боевого шлема совершит чудо: мрак заменит полуденное солнце, а вечерние сумерки затянутся утренним туманом. Единственным, над чем была не властна машина, оставалось время. Субатомный хронометр продолжал упрямо тикать, абсолютно безразличный к чехарде света и тьмы.

«22.20». Хронометр объяснял усталость. С момента катастрофы прошло уже более двух суток. Ни Строгов, ни его люди не спали все это время. Если так продолжать и дальше, то адекватно реагировать на окружающую действительность станет чрезвычайно сложно. Стимуляторы – хорошая штука, но только до поры до времени. Нужно просто поспать!

Прежде чем отдать приказ, Николай еще раз оглядел окрестности. Его взгляд не заметил ничего подозрительного. В радиусе двух-трех километров их окружала голая пустыня. Холмы, на которых расположился отряд, были единственными возвышенностями во всей округе. Удовлетворившись результатами наблюдений, Строгов обернулся к сержанту, стоявшему у него за спиной:

– Ночевать будем здесь. Нужно отдохнуть… – Лейтенант призадумался. – Кроме этого, я не хочу идти дальше, пока не будет решена судьба 42-й машины, пока мы не скачаем всю информацию из ее памяти.

– Я понимаю, – Дюваль согласно кивнул. – Люди Риккардо уже ковыряются внутри.

– Что-то уж очень долго. – Николай развернулся и начал спуск к подножию холма, туда, где раскорячился изувеченный «Сахай».

– После гибели экипажа все системы оказались заблокированными, а кодов доступа у нас нет. Так что придется покопаться.

– Быстрей бы! Мы должны знать: кто, кроме нас, владеет аннигилирующим оружием и где Пуарэ с ним повстречался.

Петляя между каменными нагромождениями, они подошли к 42-му. Многострадальный «Сахай» был похож на изувеченного пациента, вокруг которого суетилась целая бригада врачей. Из настежь открытых люков машины лился холодный голубой свет. Посадочные двигатели были демонтированы и лежали в нескольких метрах от зоны ремонта. Купол маскировочной палатки наглухо закрывал часть израненной ноги, делая недоступным для постороннего глаза процесс хирургического таинства. О том, что операция в разгаре, говорило шипение плазменного резака и грохот пневматических молотков.