Михаил Михеев - Конец операции переход

Волков встал с кровати, прошелся по комнате. Движения были еще чуть скованными, но уже совсем немного. Скоро пройдет и это. В конце концов, это не суть важно, гораздо важнее то, что сегодня пришло время снимать повязки с головы. Именно этим Волков и собирался заняться.

Вежливо постучав, в комнату вошел отец Ричард. Волков приветливо кивнул ему — в конце концов, если бы не священник и Джейн, буквально не отходившие от его кровати, адмирал (а он прекрасно понимал это) вполне мог и не выжить. К его крайнему удивлению, для остальных обитателей дома он оказался до крайности безразличен. Он списал это на традиционную английскую холодность да еще, пожалуй, на обычную человеческую неблагодарность. Это было понятно, хотя и немного обидно. Впрочем, отец Ричард как-то очень аккуратно намекнул ему, что Ричарда считали неплохой (и даже очень неплохой, мальчик должен был вскоре унаследовать приличное состояние) парой для Джейн — во всяком случае, такого мнения придерживалась ее мать. Неудивительно поэтому, что она не очень-то жаловала человека, выбившего мозги потенциальному жениху ее дочери. Хотя сам Волков, надо сказать, угрызений совести не испытывал совершенно.

— А где Джейн? — поинтересовался Волков.

— Я отправил ее с матерью в гости к соседям, пусть проветрится.

— Да, вы правы, святой отец — девочке на это смотреть вряд ли стоит. А удержать ее в этом доме не сможет сейчас никто. Нам, наверное, следует воспользоваться моментом. Начнем, пожалуй?

Бинты снимали довольно долго. А когда последний бинт сняли и Волков подошел к стоящему в углу зеркалу, он только тихо охнул. Он ожидал, конечно, что его лицо будет порядком попорчено, но такое… Вся левая сторона лица представляла из себя рубленую котлету — пласты кожи наползали друг на друга, сизые шрамы тянулись по всей щеке, уходя к шее. Один такой шрам пересекал чудом уцелевший глаз, второй проходил наискосок через весь лоб. Короче говоря, и так-то не красавец, Волков превратился в законченного урода.

Несколько секунд адмирал подавленно молчал, потом вздохнул и выпрямился.

— Святой отец, вы знали отца Джейн?

— Да, я неплохо знал его. Впрочем, почему знал? Ведь он жив…

— Простите, мой английский иногда слишком корявый. Но суть в другом: Вы сможете его узнать?

— Разумеется. А для чего это?

— Когда Джейн собирается отправиться за отцом? — вопросом на вопрос ответил Волков.

— Корабль в Тунис уходит через месяц, они с Бертрамом…

— Бертрам — это лажа, старая развалина, — махнул рукой Волков. — Но за месяц, я думаю, можно сделать так, чтобы им не пришлось ехать.

— Каким образом?

— Мы с вами поедем туда сами.

Несколько секунд отец Ричард переваривал услышанное, а потом спросил, не считает ли сам Волков эти слова оговоркой? Волков так не считал.

Тогда отец Ричард популярно объяснил ему, что, во-первых, ближайшее судно отходит через месяц и это именно тот корабль, на котором отправятся Джейн с Бертрамом, а во-вторых, такой поход отнимет куда больше времени.

— Скажите, святой отец, Джейн рассказала вам о «Громобое»? Да не мнитесь вы, не мнитесь. — Волков широко улыбнулся, от чего шрамы на его лице стали еще страшнее и, вдобавок, заболели. — Вы, конечно, дали слово не говорить мне о том, что она проболталась, но почти все женщины имеют одну особенность — им надо время от времени выговориться, и в этом Джейн не исключение. А вы ее старый наставник. И в вопросах веры, и в образовании. Так?

Отец Ричард кивнул.

— Ну вот и замечательно. То, что она рассказала, вы приняли за сказку. Так?

Отец Ричард снова кивнул.

— Это не сказка, — печально улыбнулся адмирал. — Или, во всяком случае, не все сказка. Этот корабль существует, и мы можем воспользоваться им и разом решить все проблемы. Согласны?

— Да, я рискну, — пожилой, священник вдруг как-то сразу выпрямился, стал выше ростом. — В конце концов, живем мы только один раз.

— Тогда собирайтесь. У вас есть пол часа.

— Но Джейн вернется только к вечеру…

— Мы идем вдвоем, святой отец. Вдвоем, если вы не поняли этого сразу. Это — дело для настоящих мужчин, а ведь мы с вами мужчины, правда? Джейн остается с матерью, а мы идем… — Волков на миг застыл, будто о чем-то задумываясь или что-то вспоминая, и тихонько пропел: — Там, среди пампасов, бегают бизоны… Ладно, жду вас внизу.

Уже на мостике «Громобоя», полной грудью вдыхая соленый ветер, Волков подумал, что зря это он так, но священник перебил его мысли.

— Я не представляю, адмирал: если у вас были такие корабли, как кто-нибудь мог представлять для вас опасность? Как вас смогли победить?

— У наших врагов они тоже были. Правда, они были хуже, но зато и было их куда как побольше. Ничего, святой отец. Прорвемся!..

Гуссейн смотрел на сидящего напротив человека со страхом. Вообще-то страх уже давно был для него чувством непривычным — он привык, чтобы другие трепетали перед ним, самым богатым и самым влиятельным купцом в Тунисе. Однако перед этим человеком у него всегда тряслись поджилки — он прекрасно знал, какая мощь стоит за спиной адмирала Волкова (в конце концов, благодаря ей они и познакомились — Волков подобрал Гуссейна из воды после того, как на куски разнес фрегат, на котором плыл небогатый тогда купец Гуссейн). А главное, купец знал — этот человек никогда не боялся и не побоится пустить свою огневую мощь в ход, хотя бы и для того, чтобы уничтожить не нравящегося ему человека.

Правда, с момента последней встречи (а виделись они, надо сказать, весьма редко) адмирал изменился — он похудел, и похудел очень сильно. В огненно-рыжих волосах седины стало уже больше, чем меди. Лицо адмирала было изуродовано, как будто его хозяин побывал в мясорубке. Но главное — глаза. Раньше они были вполне человеческие, разве что излишне спокойные. Теперь это были глаза мертвого человека — ничего не выражающие, потухшие, лишенные каких-либо эмоций. И от этого было еще страшнее.

Человек с такими глазами способен на все, и Гуссейн понимал это очень хорошо. Такие глаза он видел у палачей: им скажешь убить — убьют, скажешь покалечить — покалечат. И при этом ни ненависти, ни любопытства, ничего. Работа у них такая.

Все же он нашел в себе силы улыбнуться. За годы знакомства он убедился, что его патрон не только не обижается на шутки в свой адрес, но и поощряет их. Ну, нравится ему это. Потому, будучи человеком рисковым, Гуссейн спросил:

— Адмирал! Вы, я слышал, непобедимы. Похоже, это сильно преувеличено?

В глазах адмирала мелькнул на миг отблеск иронии. Но лишь на миг, мелькнул — и тут же погас.

— Это верно. Слухи о моей непобедимости сильно преувеличены. Равно как, кстати, и слухи о моей смерти. Я нарвался на противника, который сумел меня достать. Только и всего.