Уильям Форстен - Никогда не отступай

— Армия окружена. — Он вздохнул, схватившись за поля цилиндра, едва не унесенного порывом ветра. Хотя было уже далеко за полночь, небольшая толпа женщин собралась у дверей издательского дома «Гейтс иллюстрейтед уикли». В витрине была установлена классная доска, на которой один из сотрудников издательства вывешивал поступающие телеграммы. Последнее сообщение, вывешенное в полночь, извещало, что никакой информации не поступает, связь прервана. В другом окне висела большая карта фронта, на которой красным цветом были отмечены место высадки и направление передвижения армии бантагов. Увидев Калина, женщины кинулись к нему в надежде узнать что-нибудь новое. Калин покачал головой:

— Нам известно только, что под Джанкшн-Сити идут тяжелые бои, в которых участвует Пятый корпус.

— А правда, что наши армии отрезаны друг от друга? — спросил кто-то из толпы.

Калин, помедлив, в конце концов кивнул:

— Друзья мои, нет смысла толпиться под дождем. Пожалуйста, идите домой — там гораздо спокойнее. Я обещаю вам, что мы вытащим наших мальчиков из этой передряги.

— Своего-то зятя ты уже вытащил, — раздался сердитый женский голос. — Об этом ты позаботился в первую очередь.

Калин медленно повернулся к женщине, бросившей это обвинение. Она стояла, сложив руки на груди, и с вызовом смотрела на него.

Он подошел к ней и снял шляпу.

— Три моих мальчика сражаются под началом у Шудера, — сказала она. — Двоих я потеряла в прошлую войну. Твоим же, похоже, опасность не грозит.

— Мадам, — произнес он мягко, — моего зятя отослал Кин. Я не принимал участия в этом решении. — Он кивнул в сторону Кэтлин. — Ее муж приказал ему ехать сюда, а сам остался с армией.

— Я не понимаю, чего ради мы сражаемся на другом конце света! — с горечью воскликнула женщина. — Ведь эти поганцы сказали, что оставят нас в покое, еели мы не будем им мешать. Зачем же ты посылаешь туда наших мальчиков умирать? Разве мы еще не достаточно страдали?

Толпа зашумела, соглашаясь с ней.

— Но если бы мы не послали их туда, — вмешалась Кэтлин, — нам пришлось бы сражаться здесь. Неужели вы хотите, чтобы Суздаль опять стал полем битвы?

— Я знаю только одно: я уже потеряла детей и потеряю снова. Мне плевать на этих ниппонцев и прочих. Я просто хочу, чтобы мои мальчики вернулись. Разве не сказал этот бантагский вождь, что если мы оставим их в покое, то и они не тронут нас? — При этих словах ее голос дрогнул.

Кэтлин успокаивающе протянула руку и хотела положить ее женщине на плечо, но та отступила назад.

— Прекратите эту войну. Прекратите войну и верните наших мальчиков домой.

Толпа опять с одобрением зашумела.

— Война не кончится, если мы отзовем нашу армию, — пытался убедить их Калин. — Друзья мои, мы ведь уже обсуждали это в Конгрессе и согласились, что это не выход. Этот дьявол, вождь бантагов, явится сюда, если мы не разгромим его на границе. У нас нет выбора: надо сражаться там, вдали от дома, а не на самом его пороге.

— Тогда пусть римляне сражаются там. Мы дважды заступались за них, пусть теперь они ответят нам тем же, а наших детей надо освободить от этого.

Женщина повернулась к Кэтлин:

— С тех пор как вы, янки, появились здесь, у нас непрерывно идет война. Если бы вы не лезли в наши дела, мы не потеряли бы столько народа, а тугары и прочая нечисть давно ушли бы.

Все застыли в молчании. Кэтлин растерялась и тоже не нашла что ответить. Калин, стоя под дождем с цилиндром в руке, смотрел на разгневанную женщину.

— Я буду сегодня молиться за ваших мальчиков, — произнес он наконец. — Уже поздно, друзья мои, пойдемте по домам.

Надев цилиндр, Калин повернулся и медленно пошел по улице. Люди за его спиной громко заспорили. Кэтлин нагнала его.

Калин посмотрел на нее:

— Ты чувствуешь себя нормально?

— Знаешь, она по-своему права, — вздохнула Кэтлин. — За годы войны погибло больше половины населения Руси. А если бы мы тогда не подняли восстания, то погиб бы только один из десяти.

— Неужели ты предпочла бы тугарское рабство и убойные ямы свободе? — сердито воскликнул Калин.

— Но какую цену приходится за нее платить! — прошептала она.

Он обратил внимание на ее усталый вид. Утром с фронта прибыл первый поезд с ранеными, и Кэтлин провозилась с ними весь день.

— Эндрю как-то сказал мне старую поговорку, — сказал Калин. — «У победы тысяча отцов, а поражение всегда сирота».

— Разве уже пора говорить о поражении?

Он ничего не ответил и молча перекрестился, проходя мимо собора. Затем приостановился, поднялся по ступеням, снял шляпу и вошел внутрь. Кэтлин последовала за ним.

Полуночная служба была в разгаре, вел ее патриарх Касмар. Преклонив колена перед алтарем и перекрестившись, Кэтлин прошла к задней стене и встала рядом с Калином. Она молча смотрела на него, не смея обременять его своими страхами. За годы, проведенные с Эндрю, она многое постигла в так называемом искусстве войны. Нередко по вечерам она поднималась к нему в кабинет, и он делился с ней своими мыслями, планами, опасениями, объяснял правила сложной тактической игры с ударами и контрударами. Он даже предвидел, что Гаарк может прорвать блокаду и высадиться в тылу у одной из армий на восточном или южном фронте, но не верил, что бантаги смогут полностью контролировать море или узловую станцию, связывавшую все армии с западом.

Ганс же постоянно говорил об этой возможности, о том, что от Гаарка надо ждать самого невероятного, и оказался прав.

Она понимала, что исход войны во многом зависит от того, какая из сторон сумеет в этот момент собрать больше сил. Если Гаарк закрепится на захваченной территории и не будет испытывать трудностей со снабжением, то обе республиканские армии, вовлеченные в непрерывные локальные стычки, будут в конце концов истощены. У них кончатся запасы продовольствия и боеприпасы, Гаарк разгромит их, после чего беспрепятственно двинется на Рим и на Суздаль, и тогда всем мечтам о свободном мире конец.

— Знаешь, — прошептал Калин, — сегодня вечером ко мне подошли несколько сенаторов и предложили послать к Гаарку дипломатического представителя. Они считают, что, если он не тронет наши армии, мы должны пообещать ему отступить до Рима и согласиться на все их условия.

— Господи помилуй! — вырвалось у Кэтлин. Вспомнив, где они находятся, она поспешно перекрестилась. — Они что, с ума сошли?

— Знаешь, большинство людей, глядящих на карту в витрине Гейтса, не понимают, что перед ними. Для них это все равно что китайская грамота. Все, что они видят, — это поезда, увозящие их близких в неизвестность.

— А ты видишь что-нибудь еще? — спросила Кэтлин.

Калин опустил голову:

— Иногда я задаю себе этот вопрос.