Михаил Черных - Невозвращенцы

— Подумай сам, что если проход завален? Что это означает и какие выводы можно сделать из этого?

— Ну… Не знаю…

— Ты меня расстраиваешь. Если ты и дальше будешь так себя вести, то твое место перейдет другому, — жестко сказал старший. Но увидев, что от испуга его молодой протеже совсем сжался, мягче добавил: — не бойся ошибиться в словах или делах — ошибки можно исправить или повернуть на свою пользу. Бойся страха и безделья. Бойся глупости и серости. Так что же ты можешь сказать?

— Мой господин, — заискивающе начал тот, — я с удовольствием еще раз бы приник к кувшину вашей мудрости…

— Подлиза. Ты еще успеешь приникнуть к моему кувшину сегодня вечером. Но пока время делу. Слушай и думай. Это знаменитый торговый город. Его богатство — это его дороги. Но дороги никто не чистит. А это значит…

— Что некому чистить завалы…

— Правильно. Но может быть это чума? — задал провокационный вопрос Леонардо.

— Но чума не оставляет бреши в стенах крепостей и от нее не мельчают проливы…

— Правильно, мой мальчик. А сейчас пойдем и убедимся в наших предположениях.

Ничего опровергающего их предположения они не увидели. Действительность однако даже превзошла самые пессимистические расчеты римлян.

Вторые крепости тоже находились в печальном состоянии. Город был похож на выжатую тряпку, брошенную на пол. Большинство домов — разрушены. Где-то что-то горело. Но самым страшным был приторный, отвратительный запах гниения большого количества непогребенных тел. И тишина. Только чайки и вороны, как новые хозяева этих мест, недовольными криками встречали людей.

На самом видном месте, вдоль пирса, на двадцати девяти косых крестах висели какие-то ошметки, в которых только с трудом можно было узнать человеческие тела. Остальное пространство, как какой-то адский частокол, было заставлено вертикально стоящими копьями с наколотыми на них человеческим головами.

— Мне нужен рассказчик, — тихо приказал Леонардо легионерам.

Несколько римлян побежали в город на поиск языка, а ди Медичи в деталях объяснял спине согнувшегося в жесточайшем приступе рвоты своего заместителя, какой именно смертью погиб тот или иной висевший человек. От этих объяснений легче не становилось даже опытным и многое повидавшим гребцам-легионерам, а у заместителя провоцировало очередной приступ.

Через некоторое время, показавшиеся всем остановившимся на этом варварском кладбище вечностью, показались ушедшие в город легионеры, повязавшие свои шарфы вокруг лиц чтобы хоть как-то защититься от вони. Двое из них тащили вырывающуюся изо всех сил человеческую фигурку непонятного пола.

— Вот. Это пряталось в подвале, — центурион брезгливо вытер руки о край лодки.

— Благодарю тебя, центурион. Кто это?

— Не знаю.

— Что ж. Ты, — обратился он на языке викингов к… пленнику? Пленнице? — отвечай!

Ответом был безумный смех, резко переходящий в скулеж. Леонардо, не выказывая никакой брезгливости аккуратно помассировал виски этого, потом закрытые глаза и нажал на пару точек на голове.

— Смотри на мой палец, — приказал Лео, и быстро ввел пленника в гипнотическое состояние. — Отвечай. Кто это сделал?

— Аскель Хельгисонар. Пришел. Ушел. Пришел. Россы.

— Аскель Хельгисонар захватил город при помощи россов?

— Да. Нет.

— Это все сделали россы?

— Нет. Росс ушел. Пограбил и ушел. Три ночи.

— А где ярлы?

— Орел… Летает высоко… Весь в крови…

— А Торольв?

— Не знаю…

— Аскель убил все жителей?

— Нет… Ушел… Все сжег… Выпустил ромейских псов Хель… Аааа! Нет!!! Нет!!! Не надо, — забился пленник.

— Так вот кому продали тех рабов… Понятно. Центурион. Пожалейте этого человека. Мы уходим. — Центурион все понял правильно. Обнажил свой меч, равнодушно проткнул грудь пленника и столкнул труп в воду.

Глядя на тающие позади очертания острова Леонардо тихонько размышлял вслух, стоя на баке галеры, уходящей обратно к теплым римским.

— Все получилось даже хуже, чем в самых страшных моих кошмарах. Север теперь пуст. Можно сказать, что это безлюдные места на много-много лет… Эх, а могло получиться так красиво… Единое государство норманов под нашим контролем у закатных берегов россов, смута в Новогороде… А теперь все… Да и усиление…

— Я не понимаю, повелитель…

— Ну подумай, тупица! Этот город являлся центром всей этой земли. Это Рим северян. Но теперь он лежит в руинах, его жители убиты, его плодородные земли — плод трудов десятков поколений, засыпаны солью, а правители развешаны по крестам. Да и все оставшиеся в живых на других островах воины вскоре найдут свою смерть.

— Но я не понимаю, при чем тут усиление…

— А ты сам подумай, куда теперь податься этому Аскелю? Только под крыло к князю Любославу!

— Ну и что?

— А то! Подумай? Он выделит им кусок земли на своем побережье, посадит их там, и они станут его вечным щитом от наскоков викингов. А викинги? Как ты думаешь, что они сделают, когда узнают об этом?

— Ну… Захотят отомстить наверное…

— А между их желаниями и действиями не будет промежутка. Они в дикой ярости попрыгают в свои корыта и горя праведным гневом поплывут убивать Аскеля.

— Ну и что в этом плохого?

— А то, что никакого общего похода не будет — ведь их сердце, Харингхейм, Тинг, мертво. Они будут нападать по одиночке, и по одиночке их будут резать россы пополам с Аскелем, — распалился Леонардо.

— Ну может Любослав еще их не возьмет к себе?

— К сожалению он не такой идиот… Совсем ни такой… Все. Я устал. Центурион — прикажи капитану проложить курс на Рим. А ты, — сказал он своему помощнику, — иди в каюту…

Леонардо не ошибся даже в малости — все же он был одним из умнейших людей и лучшим учеником Цезаря. Как раз в это самое время в Новогороде, в главном зале великокняжеского дворца, проходила давно невиданная церемония. Склонившийся на одно колено совсем поседевший ярл Аскель произносил клятву верности.

— Князь Любослав! Я, свободный ярл Аскель Хельгисонар, от своего имени, и от имени моих свободных людей, прошу принять нас под свою руку. Клянемся служить тебе верой и правдой, соблюдать законы твои и подымить меч по первому твоему слову. Примешь ли ты нас под свою руку?

— Я, великий князь Новогорода Любослав, внук Даждьбога, пред ликами Богов наших, принимаю вас, люди. Встань, князь Аскель Седой Медведь. Дарую тебе все свое северное побережье Варяжского Моря на двадцать дней пешего пути и на три дня вглубь! Освобождаю вас от податей всяких, от оброков и вир.

— Благодарствую тебя, князь.

— А сейчас, князь Аскель, выслушай мою волю. Земли твои пустынны, делов много, отправляйся в свое княжество и не появляйся, пока тебя не позову. — и тихо добавил. — Ты убил моего друга. Убил его честно, в поединке. В Поле. На Божьем Суде. Значит, Правда на твоей стороне. Но он был моим другом… По сему, все едино видеть тебя больше не могу. Ступай…