Михаил Черных - Невозвращенцы

Руфус пообтерся на высоком посту достаточно, чтобы понять простую истину: в серьезных делах нет ничего «просто так». Каждая деталь, каждый жест, каждая мелочь имеют свое собственное значение. И уж что-что, а личность переговорщика тут один из самых важных знаков. «Что князь собирается мне сказать, послав не переговоры женщину? Это оскорбление? Что-то типа: «с мужами ты не достоин говорить»? Или наоборот, приглашение к неформальному общению? Зачем ребенок? Ладно, посмотрим…»

— Здрав будь, воин! — Поздоровалась Ольга.

— И тебе по-здорову, красавица. — Ответил Руфус и ничуть не погрешил против истины. Она действительно стала красавицей. Прошедшие пять лет пошли ей, на первый взгляд только на пользу. Тело приятно округлилось, в движениях исчезла яростная быстрота, зато появилась плавность и величавость. Степенность.

Молчание. Ни, понятно дело, Руфус, ни Ольга, на которою напало неизвестное ей ранее косноязычие, не знали что сказать. Впрочем, разговор следовало так или иначе начинать, поэтому Руфус немного решил помочь женщине, хотя правильнее было бы дать начать разговор ей:

— Ты пришла говорить по приказу своего брата? И что же ты хочешь мне сказать? — и сам поразился своему ромейскому акценту.

— Нет. — Твердо ответила Ольга, и, видимо решившись, начала. — Я пришла по своей воле и мне сейчас нет дела до суда твоего с братом. Помнишь, ту березку за костром, когда мы бежали от ромеев?

— Ну, помню.

— Так вот, тогда ты семя свое во мне оставил, а вот его плоды.

— ?

— Який ты не розумеющий. То сын твой! Святополк.

— Мой что?

— Сын! Дитяте твое. Твоя и моя кровиночка! Эй? Ты чего это? Эй! ЭЙ! Руфус! Очнись! Палашка-а-а-а!!!

— Боярыня? — в открытую дверь просунулась голова сенной девки.

— Палашка! Беги скорее за Ярославом! Руфусу опять худо! А вы, чего встали! Перекладывайте его обратно в постель! Ярослав вам головы оторвет!

Врач появился приблизительно через полчаса. Запыленный волхв, в котором Руфус с удивлением узнал того самого Ярослава, с которым они бежали от ромеев через болото, ворвался в комнату и внимательно оглядел больного. Ощупал, зачем-то закрыл глаза и как будто во что-то вслушался.

— Ну что, жить буду? — поднял голову Руфус.

— Будешь… Будешь! — прорычал Ярослав и от души отвесил больному затрещину. — Я тебе покажу, симулянт! Ты у меня ща забегаешь! А ну-ка!

Волхв схватил больного за одежду, встряхнул и выдернул из постели! Перехватив за шкварник, как обделавшегося котенка, Ярослав потащил слабо упирающегося Руфуса по лестнице во двор, не обращая внимания на тихие причитания и заламывания рук, в исполнении женской аудитории.

Вытащив болезного во двор, Ярослав, с яростным шепотом: «Я тебе еще раз только попробую…! Такой день мне с любимой сломал!!!», довел Руфуса до стоявшей около стены сарая здоровой бадьи — лошадиной поилки, и со всей силы зашвырнул туда ромея.

— Все! — Сказал он подбежавшим зрителям. — Здоров. Вытащите его оттуда, высушите… А я пошел. И по глупостям меня больше не зовите!

Несмотря на громкий вердикт «главврача», выздоровление и обретение прежней формы уровня приор-гладиатора шло очень медленно. Поначалу, когда Руфус воевал, и позже, когда был в напряженном ожидании неизвестно неприятностей, организм все еще находился в состоянии максимальной мобилизации и быстро справлялся со своими недугами. На войне, как известно, не болеют. Но стоило чуть расслабиться, как бывшего гладиатора догнали все болячки, которые он отпихивал в сторону из-за более насущных проблем. Болело все. Болела искалеченная рука, болел живот — от неприятия нормальной пищи, болели мышцы после простеньких вроде бы тренировок… Даже кости, и те болели, хотя вроде бы еще не холодно было на улице!

Конечно, очень помогала Ольга. Чуть позже, состоялся более подробный, и гораздо более длинный разговор, из которого Руфус и узнал про женскую болесть Ольги, про счастье и радость, которую он подарил ей, а также, впервые получил ее благодарность. Позднее, он получал ее каждую ночь, когда временно, за неимением своего собственного, переселился в один из ее домов.

Практически все свое время он проводил во дворе, где под наблюдением сына, «Ну надо же! Я отец! У меня есть ребенок! Сын!» возвращал себе прежнюю форму. Что же касается отношений, то бредящий оружием, как и все пацаны, пусть даже и такого сопливого возраста, Святополк очень быстро поладил со своим отцом. А тот, быстро поняв вполне законный для сына дочери князя интерес, вскоре завоевал все его внимание, став непререкаемым авторитетом. Даже выше, чем старый десятник княжеской држины, учивший мальца началам боя. Истории о схватках мальчик слушал раскрыв рот, как сказки, а показанные приемы схватывал просто, что говориться, на лету. Кстати, мечом, пусть и облегченным для ребенка, он владел просто невероятно для своего возраста и даже десятилетний обычный парень проиграл бы ему фехтовальный поединок. Руфус только хмыкал в удивлении, глядя на то как парень чертит в воздухе узоры своим мечом, либо сколько ударов тот может нанести за раз, без отдыха то есть. Вспоминая детишек такого же возраста его родного мира, которые сидели по песочницам с пластмассовыми совочками, можно было этим только восхищаться.

К сожалению, мир устроен таким образом, что мало добиться чего-либо: славы, богатства, любви красавицы-принцессы… Всегда найдутся люди, которые посчитают себя обделенными и попытаются отнять твое добро силой. И уступать в таком случае нельзя, ибо поражение начинается с малого: «Вам не нужно столько земли! Отдайте часть по-хорошему, и у вас останутся все живы и здоровы… Вам не нужно столько людей! У вас нет места им жить, так пусть часть из них станет нашими рабами. Зато остальных мы не тронем… Зачем вам ваша вера, ваше добро, и ваша свобода? Это теперь все наше!… И нет у вас теперь сил нам противостоять, так склонитесь же перед хозяином!…» Поэтому лучше решить все с такими наглецами сразу, не доводя себя до края. И пусть это потребует на первый взгляд неадекватных выигрышу усилий, но на самом деле это самый правильный и, как не странно, самый легкий путь. Ведь не придется тогда с болью и кровью возвращать обратно все отнятое у тебя… Быть может Руфус четко для себя это не и формулировал, но трусом никогда не был, поэтому все сделал в итоге правильно.

Все произошло на первом официальном приеме, где Руфуса должны были представить высшему свету и разрешить большую часть его вопросов. Удивительно только, что Лихомир отклонил все попытки переговорить кулуарно, долго тянул и вынес их проблемы только спустя пару месяцев и на общий вид. Почему? На это Ольга только морщилась и отнекивалась, гоня своего любимого во двор, тренироваться…