Михаил Попов - Огненная обезьяна

Из окна раздалась ответная очередь. Одна пуля попала в гипсовый вазон на столбе ограды, по кустам шугануло белой крошкой. Трехлинейки защелкали по всей линии.

Капитан спросил Профессора, где у него находится расчет ПТРа. На левом фланге, сообщил тот. Там на угол ограды выбегает тихая, тенистая улочка, но танк, думается, пройдет. Фурцев похвалил комвзвода. Толковый мужик. По прежним делам он его помнил плохо. Только один момент всплывал в памяти — худой, очкастый человек в полотняных штанах, и кожаных лаптях вытаскивает орущего человека из под перевернувшейся персидской колесницы.

— Ну, что я тебе могу сказать, комвзвод. — Фурцев спустил ремешок фуражки с околыша и затянул под подбородком. — Будь начеку.

— Без команды не стрелять?

Этот вопрос сбил капитана.

— Почему же, если прямо так попрут в атаку на тебя, бей, конечно. А вот если мне от тебя, что-нибудь понадобиться, в смысле помощи, я к тебе пришлю человека с приказом.

— А вот же. — Профессор радостно показал на черный ящичек с эбонитовой ручкой на боку, что стоял на дне окопа. — Вот же, связь. Можно позвонить. Мы с Косоротовым переговариваемся.

Фурцев усмехнулся.

— Надо же, как техника шагнула. Какой у тебя позывной?

Профессор усмехнулся.

— Профессор. А у Косоротова — Кондитер.

— Понятно. — Усмехнулся подполковник. — Да, кстати, политрука у тебя тут нет?

Комвзвода покачал смешной бородатенькой головой.

— Нету. Может, на батарее, или у Косоротова.

Фурцев отвернулся и громко прошипел в сиреневый куст слева от окопа.

— Мышкин, за мной!

Капитан нацелился перемахивать через забор, но начальник разведки, показал ему дыру в ограде, проделанную неизвестными школьниками для каких-то своих целей, сквозь которую можно было безопасно просочиться на батарею.

Приземистые, тонкоствольные, с наклоненным щитом сорокапятки целились вдоль тополевых шеренг прямо в памятник. В пушках этих не чувствовалось особой грозности и мощи. И вообще, при внимательном взгляде на батарею подполковнику начинало казаться, что она устроена как-то не так, не по настоящим артиллерийским правилам. Каковы же настоящие правила, он не знал, поэтому высказываться избегал. Конечно, если немецкие танки покатят прямо по улице, в лоб, то пушки окажутся на своем месте. А если не в лоб, а в висок?

Хорошо хоть, что прямо напротив батареи нет никаких зданий, и она немного втоплена внутрь между двумя закруглениями палисадника, так что ни снайперу, ни пулеметчику из парикмахерской никак до нее не добраться. Перед позицией Косоротова, что составляла собой правый фланг обороны, тянулся глухой, коричневый забор колхозного рынка. Над ним виднелись крыши торговых рядов, да и все. Поджечь это ветхое хозяйство, ничего не стоит, немцы это тоже понимают, и поэтому вряд ли обоснуются на этих дровах.

Откуда ж, тогда ждать атаки?!

Будкин сообщил, что в лотках у него по двадцать снарядов, правила противоснайперской безопасности соблюдаются, что сам пристрелял оба ротных миномета, что за голубятней, в случае чего можно кинуть мину и на этот базарчик, и даже в район площади. "Правда, с недолетом", — справедливости ради уточнил он.

— Ладно, если не будет особой команды, действовать по обстановке. Я к Косоротову.

Тут вместо дыры воспользовались скамейкой. Она стояла спиной к ограде, и здесь, наверно, волновались десятиклассницы в ожидании выпускного бала. Ядовитым подростковым ножичком, и черным огоньком от увеличительного стекла на спинке скамьи были выжжены даже какие-то буквы. Конечно, Фурцев не успел прочесть написанное, ставя сапог на скамейку и перемахивая через ограду.

— Эй, обмоточники, расступись! — Крикнул Мышкин прыгая следом.

— Смотри, глаз не вырони! — Крикнули ему в ответ.

Косоротов отыскался на маленькой полянке среди плотных жасминовых кустов, он сидел в окружении нескольких старательно орудующих бойцов.

— Что тут у вас?

— Коктейль делаем, товарищ капитан. — Мрачно сообщил комвзвода, судя по всему, он молодеческое сигание через кусты в исполнении начальства не одобрял.

— Что за такое? — Поинтересовался разведчик, беря с травы пивную бутылку без этикетки и принюхиваясь.

Косоротов пояснил, что они готовят бутылки с зажигательной смесью, которая зовется, неизвестно, правда, по какой причине, "коктейль молотый".

— Наверно из-за него. — Сказал боец, крошивший ножом, на куске плотной синей бумаги, кусок хозяйственного мыла.

Косоротов авторитетно кивнул.

— Скорей всего. В бутылку с бензином надо насыпать измельченного мыла, и если разбить потом бутылку на броне, то пламя потом уже ничем не собьешь. Даже под водой горит. Это я с лекции запомнил. — Зачем-то пояснил он. — Взял немного горючки у Теслюка, все равно он стоит. Мыло у Ражина. Готовлю подсобные средства, раз уж я ополчение.

— Хвалю, ополчение, хвалю. — Сказал Фурцев, больше радуясь и удивляясь не изобретательности кондитера, а непонятной бодрости прохладно закипавшей внутри.

Косоротов, словно почувствовав что-то такое же, глянул меж ветками жасмина в сине-синее, без облачка небо, и задумчиво пробормотал.

— Судя по всему — сейчас начнется.

Фурцев тоже посмотрел на небо, но там никаких особых примет приближающегося боя не увиделось.

— Гудит что-то. — Сказал Мышкин, осторожно приподнимаясь на пружинистых ногах над жасминовой стенкой. Тут же этот гуд услышали и другие. И позамирали, кто с бутылкой в руках, кто с ножом.

— Танки? — Спросил Косоротов, хотя звук был явно не танковый.

— Так, пехота, бегом по окопам, и лечь на дно! — Звонко скомандовал Мышкин.

Фурцев тоже приподнялся, раздвинул ветки и только тут понял — самолет!

Самолет шел невысоко со стороны площади с памятником. Виден был на удивление отчетливо. Светлый нос, кабина-коробочка, на крыльях по полупрозрачному диску. Мессер неуверенно покачивал крыльями, как будто не знал, чего хочет. Очень скоро стало ясно, чего. Прицелиться. Фурцев, завороженно наблюдавший приближение неуверенного предмета, увидел как по тополиному пуху, что застилал почти целиком мостовую перпендикулярной улицы, катится, быстро приближаясь, очередь небольших фонтанчиков. Артиллеристы Будкина, тоже увидели ее и, мгновенно сообразив, куда она движется, бросились под скамейки, под лафеты пушек.

Пули тупо лупанули в мешки с песком, взлетели, искря о камень, по ступеням и разнесли в звонкие стеклянные куски входную дверь. После этого истребитель завалился за здание школы. Рев мотора стал глуше, но одновременно напряженнее.

— Выворачивает, сейчас вернется. — Сказал Мышкин, выглядывая из окопа.

Начальник разведки ошибся, летчик видимо не совладал с управлением, и истребитель по широкой дуге вынесло куда-то в район железнодорожной станции. Но передышки это не принесло — наметился в синем небушке сменщик. И он был покрупнее приятеля, и тяжелее, и шел заметно выше. Казалось, что он все время чуть проседает в воздухе. Ощущение громоздкости усиливал странный решетчатый нос, как будто веранда в полете. Крыльями он не нервничал как мессер, просто пер вперед как бык, которого тащат на веревке.