Юрий Бурнусов - Точка падения

— Быстро все отсюда… — пробормотал я. — Пауль первым, за ним профессор…

Мы, оглядываясь на танк, в котором лопающиеся звуки уже стали накладываться один на другой, двинулись прочь от деревеньки, где он, собственно, и стоял. Но не успели. Из разом распахнувшихся люков, откуда-то снизу и даже из ствола орудия поползла розовая субстанция, напоминающая все ту же жевательную резинку — клубничную, например… Только ползла она довольно шустро и тянулась щупальцами за нами вслед.

— Быстрее! — крикнул Бармаглот, и мы ломанулись через какие-то огородики, поросшие выродившимся жестким зеленым луком и невообразимого размера тыквами. Перепрыгивая через чертовы тыквы, я тащил за плечо профессора, разумно рассудив, что он в отличие от остальных имеет максимальные шансы влететь на бегу в «мясорубку» или «карусель».

Но влетел не он. Влетел Бармаглот.

— Сука! — крикнул он, взмывая в воздух. «Карусель» была мелкая, недавно народившаяся — потому опытный Бармаглот ее и не заметил на бегу. Пострадал он не слишком, но то, как неуклюже он упал, сразу подсказало: подкрался полярный зверь песец.

И точно: правая нога Бармаглота торчала вбок в колене практически под прямым углом. Её и ломанула «карусель», по инерции швырнув сталкера вверх. Раздумывать было некогда: мы с Соболем подхватили потерявшего сознание от боли Бармаглота и потащили прочь. Забытый профессор скакал следом, словно хренов тушканчик, стараясь попадать след в след. Научился, поди ж ты. Ещё бы, на таком-то примере…

Мы перемахнули овражек, продрались через крушинник и остановились, потому что догнавший нас Пауль выдохнул:

— Оно вроде отстало!

Я обернулся — в самом деле, розовая дрянь задумчиво копошилась в овражке, ощупывая своими отростками толстые листья болотных растеньиц. Дальше она не ползла — вероятно, в танке находилась некая ограниченная масса, способная растягиваться и раздуваться до строго определенных границ. Бляха, резинка жевательная и есть… Я с отвращением смотрел на шевелящуюся субстанцию, по которой волнами проходили пузыри. Черт ее знает, может, вовсе безвредная штука… Но в Зоне безвредного почти ничего нет.

Я поморщился — показалось, что пахнет клубникой. Эти, как их… обонятельные галлюцинации?

— Вот чего люки-то не открывались, — сказал Соболь. — Оно изнутри держало.

— А почему раньше не вылезало? — спросил я.

— Во-первых, откуда ты знаешь? Может, вылезало, да только тех, кто расскажет, не осталось. Место считалось безопасное, люди там и подремать, и пожрать-погадить останавливались… За колодцем-то, метрах в пяти…

— А во-вторых?

— А во-вторых… — Соболь помолчал, глядя вниз, на дно овражка, где по-прежнему копошилась розовая гадость. — А во-вторых, что с Бармаглотом делать станем? Плохо с ним. Очень плохо.

Бармаглот был по-прежнему без сознания. Оставив Аспирина наблюдать за овражком — не полезет ли наружу розовое тесто, — мы занялись Бармаглотовой ногой. Выглядела она страшно: обычным образом ногу так не сломать, только «карусель» способна, что называется, с подвывертом… Если повезет, поставит себе искусственный сустав. Если не повезет — отходился Бармаглот. Хотя о каком тут везении речь — назад его нести уже поздно, следующее окно в обстрелах и бомбометании через двое суток. Открытый перелом… Болотного Доктора бы сюда, да где те болота… Разве что сам явится, он может.

Я на всякий случай посмотрел на экран ПДА — пусто, никого поблизости. И вдалеке никого. Как и следовало ожидать. Конечно, можно доставить его в «Сталкер»… Хотя нет, далеко.

— Может, к Тёмным его? — тихо спросил Пауль, словно читая мысли.

— А как допрешь? Далеко же… С такой ногой…

Соболь тем временем вколол Бармаглоту внушительную дозу обезболивающего и антибиотик, залил разрывы тканей коллоидной пленкой. Принялся мастерить шину.

— Не дотащим, — сказал он, возясь. — Как вариант: давайте искать схрон. Оставим его, а на обратном пути подберем.

— Не выдержит, — покачал головой Пауль. — Вдруг задержимся? Это ж такая фигня, как тут загадаешь…

— Она назад пошла, — отозвался Аспирин, наблюдавший за овражком. — Чё там, чуваки?

— Хреново тут, — ответил я. — Схрон искать Бармаглоту будем.

Где-то в отдалении заухало, загрохотало. Доблестные бравые солдатики мочили из своих РСЗО.

Аспирин подошел к Бармаглоту, посмотрел на торчащие белые куски кости. Кровь уже остановил коллоид-гемофаг, но и без крови рана смотрелась жутко.

— Что ж так, чува-ак… — пробормотал он сочувственно. — Не, ну какой схрон? Какой схрон? Он же двинуться не сможет… А если сознание потеряет?

— Он в него до сих пор не пришел, кстати, — вставил профессор.

— Другого выхода нет, — отрезал Соболь.

Над головами метнулась стая ворон, уселась на верхушках берез и принялась хрипло орать, словно заранее хороня Бармаглота и предвещая вкусный пир. Соболь было взялся за ремень одного из ружей, но я покачал головой. Соболь еле заметно пожал плечами. Зря стрелять — смысла нет, кто-то услышит, один мутант убежит подальше, другой, наоборот, заинтересуется и прибежит… Да и ворон почем зря бить ни к чему, они — еда.

— Ищем схрон, — согласился Аспирин. — Я ничё. Давайте носилки делать.

Носилки мы соорудили быстро из ремней и вырезанных тут же в березняке тонких, но прочных стволиков. Уложили Бармаглота, на всякий случай привязали покрепче — мало ли, вдруг опять бег по пересеченной местности случится. Когда Соболь и Пауль подняли носилки, сталкер неожиданно открыл глаза и спросил:

— Что, совсем хреново?

— Ногу ты сломал, брат, — сказал я. — Вразнос пошла нога, в самом колене.

— Вот бля… — констатировал Бармаглот. — И куда вы меня тащите, пидорасы?

Это была фраза из старого, всем известного анекдота, и мы дружно посмеялись, даже профессор.

— Тащим мы тебя в схрон. Ты уж извини, назад — поздно, вперед — бессмысленно, — объяснил Соболь.

— Без мазы, — подтвердил Пауль.

— Давайте в схрон, — согласился Бармаглот. — Я тут не очень далеко знаю будку. То ли газопровод под ней, то ли нефтепровод… Крепкая такая будка. Тайник у меня там.

— Ты погоди тайники раскрывать, а то сейчас начнешь… — проворчал Соболь.

— Так это мне тайник, не вам. Жратвы чуток, «калаш» старенький, патроны… Бухло.

— А. Тогда хорошо, — одобрил Соболь. — Будешь как на даче.

Я хорошо представлял себе это «на даче». Лежишь в темноте, не можешь двинуться, в руках — дохленький «Калашников», а за стенами… Если придет крупный кровосос, или химера, или даже несколько крупных псевдоплотей — отдерут дверь в два счета, там же будка над трубой, а не бункер ядерный. А если придет контролёр — сам встанешь и откроешь, даже со сломанной ногой…