Роман Злотников - Собор

— Ну вот, а девица серьезно так отвечает, что ей, мол, нужно кое-что уточнить. Гога на это дело отвечает, что, поскольку хозяин, вы то есть, в отпуске, надо было спросить у него, а коль она того не сделала, то он ей ноне зад-то и надерет. — Хрипатый замолчал, переводя дух.

— Ну и… — поторопил Собако.

— Ну и задрал ей юбку.

— А она?

— А она так спокойно говорит: пошел, мол, отсюда, козел, а то хуже будет.

— А Гога?

— А он, натурально, заржал.

— А дальше?

Хрипатый смутился:

— Дальше я не разглядел. Она чевой-то сделала, и Гогу в угол унесло. А она бумажки собрала, в сейф заперла и не спеша так из кабинета выплыла.

— А ты где был, кретин чертов? — не выдержав, задрал Собако.

— Дак в кабинете.

— И чего ж ты ничего не сделал-то?

Хрипатый помялся:

— Она, это, как глянула. У меня аж по яйцам мороз пошел. Прям столбняк. А когда Гога очухался, я ему «скорую»-то вызвал. Уж так орал, так орал.

— Да чего с ним?

— Она ему яйца в кровь… Прямо ужас.

— Дела, — тяжело осел Собако. Он рассчитывал еще денек расслабиться. Потихоньку войти в колею, но, видимо, дело не терпело отлагательств.

— Ну ладно, Гога в больнице, но ты-то чего как таракан в нору забился?

— Так они все на меня так и зыркают. Душа в пятки уходит.

— Дал бы по морде, глазенки бы и попрятали.

— Не могу, — тоскливо пробормотал Хрипатый, — рука не поднимается, от одной мысли в дрожь бросает.

Через полчаса Виктор был уже в офисе областного совета. Несмотря на ранний час, там было полно народу. Собако заметил даже нескольких из тех, кого несколько месяцев назад по его приказу Хрипатый и Гога вышвырнули пинками за склочный характер и желание качать права. Он тогда еще лениво посоветовал им не попадаться ему на глаза. Сейчас они торчали тут и нагло его рассматривали. В зале, в окружении ребят из его школы, сидел дедок, а над ним, вот черт, бывает же такое, метались два крупных сокола, то взлетая под самый потолок, то ныряя вниз и резко закладывая вираж, чуть не касаясь волос.

Собако взбеленился. Сколько раз он говорил этому старому хрычу…

— Эй, ты! — Он двинулся через зал, кипя негодованием.

Сидящие начали поворачиваться в его сторону, но дедок даже ухом не повел.

— Ну все, старый козел! — Виктор подскочил к дедку, протянул руку, чтобы схватить его за седые патлы и… полетел кувырком, вопя от дикой боли в исполосованном когтями лице.

Встав на колени, он услышал свист стремительно рассекаемого воздуха и рухнул вниз. Когти секанули по спине, распоров пиджак. Виктор поднял голову, прикрывая лицо руками. Оба сокола закладывали крутые виражи в разных концах зала, готовясь к новой атаке. Собако вскочил и в несколько прыжков выскочил за дверь. Ему пришлось еще пару раз плюхаться прямо в уличную грязь, чтобы избежать серьезных ран. Но он сумел без особых повреждений добраться до своего «ниссана». Едва он захлопнул дверцу, за стеклом непонятно откуда вырос один из этих, дедовых выкормышей. Кажется, тот, что пришел с медведем. Парень просто взглянул на Собако, и он понял, о чем говорил Хрипатый. Сердце зашлось, лицо покрылось испариной, а между лопаток выступил холодный пот.

— Не приходи больше сюда, — произнес этот медведястый и исчез. Будто не стоял посреди улицы. Собако только успел глазом моргнуть от неожиданности, а улица опустела.

Отходил Собако две недели. На лицо наложили пять швов. Костюм пришлось выбросить, а дорогу к офису областного совета забыть. Он было совсем поставил крест на этой строке в своей биографии, но в злополучном «Килиманджаро» наткнулся на Лохматого, который «держал» весь лесной бизнес. В этот вечер он был в прекрасном настроении и, заметив Собако, заорал:

— О, Мамона, ты, говорят, стал крутым спортивным боссом! Совсем перестал замечать старых друзей.

Собако уныло побрел к его столику. Для полного счастья не хватало еще поссориться с Лохматым. Тогда вообще прощай бизнес в Иркутске.

— Че такой смурной? — Лохматый дружески заехал ему по почкам.

— А, — отмахнулся Собако, — подставили меня, раны зализываю.

— Да ты че? — удивился Лохматый. — Кто это может подставить моего кореша?

Корешами они никогда не были, но на Лохматого, видимо, нашел стих, и он был готов облагодетельствовать весь мир.

— А ну колись, — потребовал он.

Собако попробовал отвязаться, но коль Лохматый сел на плечи, так никому его еще скинуть не удавалось. А посему пришлось рассказать.

— Тю, — удивился тот, — так это твое фуфло так тебя напугало. — Он расхохотался и хлопнул Виктора со всего маху по плечу. — Ладно, я сегодня добрый. Мы сегодня на стрелке с одними фраерами разобрались, что крутых из себя корчили. Пикнуть не успели. Ребята даже не погрелись. Так что поехали, потешимся.

Собако вдруг страх обуял.

— А может, ну его…

— Ну ты козел, — недобро протянул Лохматый, — ему помощь предлагают, можно сказать, от чистого сердца, а он кобенится.

После такого Собако счел за лучшее заткнуться. И вот он сидит на заднем сиденье рядом с Лохматым, а ребятки, выгрузившиеся из четырех иномарок, попрятались вокруг спортзала. Что случилось дальше, он так и не разглядел. Просто в центре улицы возникли пятеро. Трое парней и две девушки. Секунду они стояли неподвижно, потом скользнули в разные стороны. Что происходило в подворотнях и между гаражами, видно не было. Но Собако вдруг почувствовал, как его охватывает такой же леденящий ужас, как и при последней встрече с тем медведястым. Вдруг дверца машины распахнулась, и у борта возник дедок. Только сейчас Собако даже в мыслях так бы его не назвал.

Старик покачал головой:

— Тебя же предупреждали. — Он перевел взгляд на Лохматого: — А ты кто такой? «Хозяин жизни»? Чего лезешь не в свое дело?

В этот момент очухался шофер. Он выхватил китайский ТТ и начал садить в сторону деда. Пули разнесли стекло, пробили стойку кузова, крышу, но дед стоял невредимым. Шофер продолжал тупо давить на спусковой крючок, хотя магазин уже опустел.

Дед снова укоризненно покачал головой:

— И своих ребяток ничему доброму не учите. — Он протянул руку, легонько стукнул шофера по лбу, и парень опрокинулся, закатив глаза. Дед вздохнул и печально произнес: — Придется сделать… чтоб вы получше запомнили. — С этими словами он протянул руки и одним движением вырвал у обоих по правому глазу. Старик оглядел дело рук своих, погрозил пальцем, сказал: — Помните, — и исчез.

Последнее, что запомнил Собако, был дикий вопль Лохматого, зажимавшего пустую кровоточащую глазницу.

Он лежал в просторной палате, окна были занавешены легкими, прозрачными шторами, так что в палате царил полумрак. На стильном полукруглом столе, который установили в углу комнаты по его поручению, находились мощный ноутбук с подключенным факсом, дальнобойный телефонный модуль и небольшой сейф. До операции он много работал, но сейчас, вот уже третий день, не мог подняться самостоятельно. Ему сказали, что операция прошла успешно, но на вопрос: «Сколько мне осталось?» — старательно отводили глаза и начинали бормотать о статистической выборке, результатах анализов, дополнительном обследовании, которое только предстояло провести, когда он немного придет в себя. Только один профессор, фронтовой хирург, маленький, сухонький старичок восьмидесяти двух годов, время от времени привлекавшийся как консультант, на прямой вопрос дал не менее прямой ответ: