Вадим Панов - Ведьма

Потом пришел Валька.

Несколько секунд он стоял в дверях, затем попросил меня на «пару слов». Мы вышли в коридор, и он попросил:

– Выручай.

– Что я должен сделать?

– Уйди и не появляйся до утра.

Я хотел сказать что‑то пошлое, вроде: «А хватит ли тебе времени до утра?», но увидел Валькины глаза и понял, что шутить, тем более – глупо шутить, не следует.

Это случилось в субботний вечер, а потому я легко нашел себе компанию. Завалился на пятый этаж, где гудела параллельная группа, и принял участие в попойке. У кого ночевал, не помню. Точнее, помню, но не скажу. Видите, какой я благородный? В общем, ночь прошла весело.

А утром я застал Вальку в необычном для него виде.

Он сидел за столом и пил водку.

– Что‑то не так?

– Все прошло отлично. – Он залпом осушил стакан. – Спасибо, что выручил.

И глубоко затянулся сигаретой.

Я бросил взгляд на Шамана – тот смотрел на Вальку без осуждения. Скажем так – понимающе. И я догадался, что для моего друга эта ночь не была веселой.

– Ложись спать.

Он вновь наполнил стакан.

– Извини, что тебе не предлагаю – самому мало.

И выпил.

А под столом лежала еще одна бутылка. Пустая.

– Валька, ложись спать.

– Сейчас лягу.

Он раздавил сигарету в пепельнице. Улыбнулся Шаману. Чуть пошатнулся, но успел ухватиться за стол и не завалился.

– Вот и все, дружище…

Я не понял, кому он говорил: мне или коту.

– Через девять месяцев родится чудесная девочка. Ошибка будет исправлена, и все вернется на круги своя.

Он посмотрел на меня неожиданно трезвым взглядом. Помолчал и закончил:

– Ошибка – это я.

Я молча обнял его за плечи и повел спать.

А следующей осенью Валька спас мне жизнь.

Второй курс института далеко не то же самое, что первый. Ты уже взрослый. Ты преодолел две сессии, уверился в собственных силах и понял, что такое самостоятельная жизнь. Ты научился уважать себя, и тебе неловко брать деньги у родителей. Да и присылать они могут совсем не столько, сколько тебе нужно. Пора зарабатывать.

Первую попытку стать богатыми мы предприняли еще на первом курсе. Пообвыкнув в городе и поняв, сколько всего интересного можно открыть с помощью толстого бумажника. Валька решил раздобыть деньжат самым легким, как ему казалось, способом – он купил лотерейный билет. Один из тех квиточков счастья, в которых надо выбрать то ли шесть чисел из сорока, то ли пять из пятидесяти – точно не помню.

– Раз плюнуть! – весело заявил Валька, заполняя купон. – На следующей неделе гуляем.

Я отнесся к заявлению скептически, Шаман – неодобрительно, но оба мы промолчали. Да и переубедить Вальку не представлялось возможным. Его глаза сияли.

Сияли до тех пор, пока мы не включили телевизор и не стали смотреть, как белозубая девочка вынимает из барабана шарики. Один за другим. А белозубый мужчина приплясывает и объявляет выигравшие номера. А тупые зрители визжат так, словно каждому из них достался джекпот. В общем, в отдельно взятой студии протекал шумный праздник. А в отдельно взятой комнате общаги было тихо, как и могиле.

Валька не угадал ни одного числа.

Вывод был естественен:

– Жулики!

И с тех пор он даже не заикался о «легких деньгах».

На первом курсе мы подрабатывали где придется. На кафедре – денег мало, зато можно свести знакомство с преподами. В приемной комиссии – денег мало, зато можно свести знакомство с красивыми абитуриентками. Расклейщиком объявлений – денег побольше, зато приходится бегать.

Но повторюсь: то, что хорошо на первом курсе, на втором уже не прокатит. А потому, когда появилась возможность устроиться продавцами в палатку, мы ухватились за нее обеими руками. Вариант казался идеальным: сменяя друг друга, мы будем контролировать свое время; деньги, несмотря на небольшой оклад, выходили вполне приличные – основам торговли нас быстренько обучили братья из общаги; другими словами, чего еще желать?

Два месяца мы жили весьма и весьма неплохо. Успевали и в институте, и на работе. Я купил себе новую куртку, а Валька – новые джинсы и ботинки. Шаман обжирался «Вискасом».

А потом я заснул среди ночи, и из палатки вынесли товар.

Вы знаете, что такое «счетчик»? Нет, не тот, который в такси. По глазам вижу – знаете. Тогда и объяснять не буду.

А вы знаете, какие чувства испытываешь, когда «счетчик» тикает по твою душу? Не знаете? Вам повезло.

Десять тысяч баксов – не самая большая в мире сумма, но собрать ее за три дня нереально. Конечно, в общаге хватало зажиточных ребят, вот только ссужать мне деньги никто из них не собирался.

– К тебе, Гостюхин, претензий нет, – произнес владелец палатки – внушительных размеров толстяк по имени Жора. – Хоть вы с Цветковым и друзья.

Десять тысяч баксов самая огромная сумма в мире. Особенно когда она начинает прирастать десятью процентами каждый день.

– Ты прав, Жора, Серега мой друг, – спокойно произнес Валька. – И отвечать мы будем вместе.

Вы можете не верить, но у меня хватило силы крикнуть:

– Я виноват! Я!! Ты ни при чем!

– Заткнись, – буркнул Валька.

– Ты сам вызвался, – развел руками Жора. – Вы вместе пришли, вы вместе и ответите. Извините, мужики, но иначе я не могу.

Хочу объяснить его последнюю фразу. Жора Камышин возник не из пустоты. Несколько лет назад он окончил наш институт, так же, как мы, жил когда‑то в общаге, а потому разговаривать с ним было несколько проще, чем с кем‑нибудь другим. Да и знали мы о нем довольно много. Точнее – Валька знал.

– Жора, а если я предложу тебе сделку?

– Какую?

– Предложу тебе монету, которой нет ни у кого больше.

Глаза толстяка вспыхнули.

Наш Жора, владелец палаток, да не простой, а с высшим образованием, оказался страстным коллекционером, Валька давно разведал об этом обстоятельстве через того самого доцента, что принимал у меня досрочный экзамен. Доцент был бывшим одногруппником нашего толстого работодателя.

– Откуда у вас, босяки, могут быть редкие монеты?

Но по глазам видно, что наживка проглочена. Босяки босяками, но у каждого есть семья, а у каждой семьи есть история. Вдруг окажется, что Валькин или мой дедушка экспроприировали экспроприаторов в восемнадцатом году или охраняли какой‑нибудь музей в Берлине? Войны и революции позволили многим босякам обзавестись приличными коллекциями картин или скульптур.

– Я не сказал «монеты», – произнес Валька. – Монета. Одна. И она стоит десять тысяч.

Толстяк подумал и поинтересовался:

– Что за монета?

Валька улыбнулся, наслаждаясь нетерпением Жоры, и коротко ответил:

– Неразменная.

Вы спросите, почему Гостюхин не покопался в мозгах Камышина, подобно тому, как его бабушка поработала над Лидой, и не заставил его забыть о долге? Очень просто – за все надо платить. Мы были действительно должны толстяку, и нам следовало отдавать долг. Если бы увернулись, если бы обманули Жору, Вальке пришлось бы платить иначе. Как именно, я не спрашивал, но, судя по тому, как он решил отдать долг Камышину, плата за вторжение в голову толстяка была бы весьма и весьма высокой.