Дмитрий Казаков - Идеальное отражение

Отправиться назад и сдаться брату Рихарду? А это вообще грустно.

– Дайте-ка, я попробую, – сказал Синдбад без особой уверенности, – есть один способ, он иногда срабатывает...

Он прошел вперед, опустился на корточки и положил руки на землю. Ожили вживленные в пальцы импланты-генераторы, затрещали, поползли в сторону ямы электрические разряды. Скорги зашуршали сильнее, похоже, они почуяли источник энергии.

Один из скарабеев выбрался на край, повел усиками и застыл, замер, точно замороженный.

– Ух ты, получается! – с мальчишеским азартом воскликнул Колючий.

А разряды ползли дальше, охватывали яму, пронизывали ее толщу, перескакивали со скорга на скорга. И колышущаяся глянцевитая масса, похожая на воду, потихоньку затихала, прекращала шелестеть и двигаться.

– Готово, – сказал я, когда в тоннеле наступила полная тишина. – Ты сам-то жив?

Энергики, конечно, парни боевые и опасные, вот только «концентраторы» порой требуют слишком многого, обессиливая своего хозяина до потери пульса.

– Вроде бы да, – голос Синдбада прозвучал слабо, но твердо. – Надо идти, они скоро очнутся.

И он шагнул в яму, полную оглушенных скарабеев. С хрустом и чавканьем провалился по пояс, но пошел, помогая себе руками. Поднатужился и вылез на противоположной стороне.

– Давай ты, – сказал я, подталкивая Колючего в плечо. – Я, если чего, прикрою.

Беглый праведник кивнул, пробурчал нечто религиозно-укрепляющее и принялся форсировать преграду. Ну а я обернулся и попытался уловить, что происходит там, в начале туннеля, ближе к «Дмитровской». Но увы, из-за проклятой взвеси «заглянул» всего метров на пятьдесят: тихо, мертво, пусто.

Наступила моя очередь, и я, нервно поеживаясь, подошел к краю ямы.

– Поспеши, – с беспокойством сказал Синдбад. – Паралич у них скоро пройдет, и тогда...

Что произойдет «тогда», объяснять мне не требовалось – проснувшиеся скорги мигом сожрут меня, чтобы использовать содержащиеся в моем теле вещества для собственных производственных целей. И тому козлику, от которого хотя бы остались рожки да ножки, я смогу только позавидовать.

Преодолевая отвращение, я погрузился в месиво из крохотных, почти невесомых тел.

– Брр, ну и пакость! – прокомментировал я, поеживаясь и радуясь, что на мне боевой костюм и что скарабеи, даже вздумай они очнуться, не прогрызут его мгновенно. – Наплодили мерзости.

Шелест, донесшийся со дна ямы, заставил меня вздрогнуть – кто-то из скоргов очухался от электрического удара, а значит, скоро очнутся и его собратья. Я сделал мощный рывок и вылетел на «берег», точно купальщик, обнаруживший неподалеку треугольный плавник, а под ним – зубастую морду.

– Погоди, – неожиданно сказал Синдбад, смотревший мне на ноги.

– Что? – Я опустил взгляд и увидел, что парочка скарабеев, вцепившись лапками в броню, висит на моей правой коленке.

Двигались они пока вяло, но все шустрее и шустрее.

– Брр! – повторил я, наклонился и резким движением стряхнул обоих. – А теперь уходим отсюда!

Остаток пути до «Савеловской» мы прошли легко, точно по бульвару какого-нибудь Парижа.

А вот когда открылась станция, я загрустил: путь загроможден обломками, в которых устроили себе логово несколько мелких биомехов, а перрон напоминает коллекцию ловушек – тут тебе и «Алмазная пыль», и «Магнит», и «Дурман», и даже «Морозильник».

– Наверх попробуем? – с надеждой спросил Колючий.

– Слишком очевидный вариант, – покачал я головой. – У выхода нас могут ждать. Зато чуть подальше, у «Менделеевской», есть не всем известный выход на поверхность, и я предлагаю воспользоваться им.

– Дельная мысль, – сказал Синдбад. – Но сначала нам нужно одолеть эту «полосу препятствий»?

– Верно. Поэтому вы идете за мной шаг в шаг и делаете все, что я скажу.

Обнаружившие наше присутствие стальные крысы с лязгом и писком ринулись в атаку: три туннельных ремонтных робота, вооруженных очень опасными манипуляторами, и некий механический «Франкенштейн» на основе «электронного слуги».

Грохнула очередь – «калаш», служивший чугунку рукой, оказался вполне функциональным.

– Вот лахудра! – воскликнул я, приседая.

Но на всё про всё хватило одного залпа Синдбада – пули «карташа» разорвали на части «Франкенштейна», отбросили одного из ремонтных роботов к стене, а остальные предпочли ретироваться, спрятались где-то в обломках, под которыми, похоже, имелось небольшое энергополе.

Механическая нежить тоже хочет жить.

Держа оружие наготове, мы взобрались на платформу, и началась игра в пятнашки со смертью. Три шага вперед, затем пять влево, еще пять наискосок, и мы оставили позади «Мухобойку» и «Магнит». Зато прямо перед нами оказался «Морозильник», заметный только благодаря тепловизорам.

Снаружи – ничего особенного, просто область пространства, где температура почему-то ниже, чем вокруг, хотя ниже значительно – порой на двадцать-тридцать градусов.

Зато внутри – настоящая аномалия.

Отрубаются все следящие импланты, теряется ощущение направления, и обычные органы чувств вскидывают лапки кверху. Огонь не горит, гранаты не взрываются, а обитатели ловушки, именуемые обычно «снегурочками», затевают с гостями странные игрища.

И эти игры часто заканчиваются смертью – от переохлаждения или удушья.

Нет уж, мы этакий аттракцион сторонкой обойдем, как и вот эту «Алмазную пыль», и очередную «Мухобойку», способную превратить человека в мясной блин, и «Дурман», от которого не спасет никакая маска. Наночастицы проникнут через любой фильтр, заберутся в легкие, ну а дальше возможны варианты – либо быстрая смерть от отравления, либо медленная оттого, что тебя жрут изнутри.

Хрен редьки, в общем, не слаще.

Мы петляли, протискивались между ловушками порой через самые настоящие щелочки. Понятное дело, что двигались не особенно быстро, но зато пока оставались живы и целы.

До того места, где можно будет спрыгнуть с платформы на пути, оставалось метров десять, и я уже готовился вытереть со лба честный трудовой пот, когда пол под нашими ногами дрогнул.

– Это еще что? – спросил Колючий, и я уловил в его голосе страх.

– Это... – я осекся.

Издалека, со стороны «Менделеевской», донесся протяжный гул, хорошо знакомый всякому, кто до Катастрофы бывал в московском метро – шум приближающегося к станции поезда.

Вот только поезда здесь больше не ходят. А это значит...

– Сцепщик! – клянусь, в один момент я едва не поддался позорной панике.

Захотелось развернуться и с воплем ринуться через ловушки к эскалатору, и наверх, к свету, где полно всяких опасных чугунков, но не ползают механические червяки в сотню метров длиной!

– Что делать будем? – Спокойный тон Синдбада вернул мне способность здраво соображать.