Михаил Логинов - Красный терминатор. Дорога как судьба

— Как я понял, — прищурившись, спросил франт, — вы в нашем городе проездом будете?

— Это точно, — с непривычной робостью и даже некоторой торопливостью ответил Назаров. — Нам в этом хорошем городе надолго задержаться не придется.

При этом он зацепил ногой свой мешок, до этого нарочно поставленный в некотором отдалении от стула, и затолкал его под стол, но сделал это неуклюже. Косой незаметно толкнул локтем парнишку, тот, поняв, в чем дело, показал на мешок Косому пальцем, а Франт бросил два быстрых взгляда на обоих: раньше времени не дергайтесь.

— Что не задержитесь — грустно, — сказал Франт. — Город у нас и вправду хороший. Но раз уже за одним столом сидим, так познакомиться надо. Меня зовут Павел Филимонович.

Косой представился Сеней, а парнишка — Прошкой. Узнав имена «добрых людей», Павел Филимонович улыбнулся:

— Среди Федь у меня друзей немало. А вот такое мудреное имя, как Марсель — первый раз слышу. Значит, нам выпить надо за знакомство.

Прошка, будто ждавший приказа, сбегал за столик, оставленный компанией, и принес оттуда рюмки. Как только выпили по первой, Косой, действуя столь же стремительно, опять разлил водку.

— А теперь за наш Монастырск, — молвил франт. — Городок у нас расчудесный. Это сейчас мы тут одни, а раньше по заведениям бывало не протолкнуться. Особенно в ярмарочные дни.

После этого Павел Филимонович начал столь же сочно, нараспев рассказывать про былую Монастырскую ярмарку разные занимательные истории. И как цыгане околоточного пристава вином напоили, в шубу одели (в июле-то!) и сказали: превращен ты нашей ворожбой в медведя. Он долго потом плясал и мордой вертел, будто кольцо в ноздрях проверчено да за цепь дергают. Пока не протрезвел. Потом табор три года в Монастырск не заглядывал: боялось фараоново племя гнева полиции. Или как первой гильдии купец Щукогонов-старший до того загулял, что приказал коней своей тройки шампанским из корыта поить. Они так разлетелись после этого — чуть до Пензы без отдыха не домчались. Вот как гуляли в городе Монастырске по старым временам!

Франт хотя и говорил без устали, но рюмочку опрокидывать не забывал. Все остальные делали то же самое, и скоро на столе появилась еще одна бутылка водки. А потом и следующая. Косой кое-что негромко сказал официанту — тот подошел к двум мещанам, задремавшим у окна, и вывел их, почти вытолкал из комнаты.

— Теперь, конечно, жить у нас стало скучнее. Где-то там революция, а здесь тихо. Редко кто заглянет без ярмарки-то. Вас-то, кстати, каким ветром сюда занесло? — спросил Павел Филимонович без всякого нажима: хочешь-отвечай, хочешь-нет. Однако Назаров почувствовал — весь долгий предыдущий треп не стоил этого вопроса.

— Мы сами не местные, мы специалисты по фабричным машинам, — ответил Назаров, заранее рассчитывая, на какой фразе надо будет ему заикнуться, а где покраснеть, чтобы было видно — врать ему непривычно. — Пригласили нас в Михайловну, на тамошнем сахарном заводике, что свеклу переваривает, починить кое-что. Его ведь национализировали недавно, и местному совету специалисты понадобились.

Марсель Прохорович изумленно посмотрел на Назарова: мы ведь не об этом говорить собирались. Между тем Павел Филимонович сказал:

— Машины чинить — дело полезное. Только одно меня удивило… чего вы не в саже? Заводик-то в Михайловне — вот какая незадача — сгорел в марте месяце. Мужики тамошние сами и подожгли, чтобы склад пограбить. Так что же вы там среди угольков починяли?

— Простите, — еще скромнее, даже боязливо сказал Назаров, — дело у нас очень сурьезное, коммерческое, поэтому мы решили сразу правды и не говорить. Послал нас один московский негоциант по селам поездить, разведать, какие тут цены на скот? Будет ли ему выгодно загрузить пару вагонов с бычками, да в столицу.

— Сам я, люди добрые, в Первопрестольной давно не был, — сказал Павел Филимонович, — и какие там негоцианты остались, не знаю. Одно мне известно: при новой власти вам в вагон и коровью ногу-то будет непросто запихнуть, не то чтобы стадо загнать. Вы будто год проспали под ракитовым кустом и сейчас только при большевиках проснулись.

— А мне надоело!.. — внезапно крикнул Косой. — С нами нашу водку пьют и нас же за дураков держат!

— Не сердись, Сеня, — Павел Филимонович ласково положил ему руку на плечо. — Если люди не хотят говорить, зачем приехали, — значит, на то есть причина. Но, — он посмотрел на Назарова и сказал уже строже: — если есть у вас секрет, так не надо было собутыльников обижать. Сказали бы сразу — говорить не будем. А вот теперь придется вам правду рассказать. Чтобы ссоры не вышло. — И уже мягче: — Федор Иванович, Марсель Прохорович, мы ведь уже друзья. Говорите правду.

— Ну ладно, — со вздохом облегчения сказал Назаров, будто наконец-то принял решение. — Мы слуги господ Чернецких. Барыня наша тяжкую зиму пережила в родовом гнезде, а сейчас послала нас в Москву — письма для ее души дорогие племяннице отвезти. Мужики-то, не ровен час, подпалят усадьбу. Она и хочет бумаги сберечь. Их и везем.

— Двоих лакеев послала бумаги перевезти? Опять темните! — сказал Косой. Павел Филимонович опять положил ему руку на плечо и успокаивающе сказал:

— Зря ты кипятишься. Вот теперь я им верю. — Но при этом он бросил цепкий взгляд на обоих товарищей, что заметил и Назаров. А еще он заметил, как все трое посмотрели на мешок, будто пытались понять, что скрыто за дерюгой.

— Простите, ребята, — сказал Косой. — Надо за примирение выпить.

Выпили. Товарищ Раков чуть не подавился огурцом, и его долго хлопали по спине.

— Скажите, а чем вы в усадьбе занимались? — спросил все время молчавший Прошка.

— Я за конюшню отвечал, так сказать, был смотрящим по конюшне. А Марсель Прохорович — великий мастер стол накрыть и обслужить гостей. Теперь оба без дела — лошадей конфисковали, гости не собираются.

— Да что барыня, — запинаясь сказал товарищ Раков. — Я, бывало, на двести персон стол накрывал в…

— В день именин Натальи Ивановны, — перебил Назаров, потому как понял, что его напарник хочет произнести название московского ресторана.

— Да при чем тут Наталья Ивановна? — воскликнул Марсель Прохорович. — Тогда сам генерал-губернатор изволил быть!

— Я сам помню, — быстро сказал Назаров, — специально для его превосходительства старались. — При этом он пнул под столом товарища Ракова. — Именины, конечно, предлог, он был главный гость.

— Но я все равно… с трудовым народом… несмотря на чаевые… я готов до последней капли.

— Кстати, о каплях, — сказал Назаров. — Раз налито — пить надо. Ну, за дружбу!

Опять стекло звучно соприкоснулось со стеклом. Марсель Прохорович широко открыл рот, чтобы произнести особо знаменательную речь, и тут же сел, ударившись лицом в тарелку с огуречным рассолом.