Михаил Логинов - Красный терминатор. Дорога как судьба

— В спецвагоне все ваши или натуральные чекисты имеются? — Назаров, демонстрируя временную благожелательность, вернул пистолетный ствол к подбородку, а бандитскую голову — в прежнее, менее жуткое положение.

— Наши одни. Деловые. Отпусти!

— Ты думаешь все? Мы только начали разговор. Учти, висельник, если что мне не понравится — моментом пуля. Уяснил?

Давно Пастух не попадал в такую скверную историю. Последний раз — когда взял за горло полковник Терехин из пензенского сыска. Тогда пришлось навести на хазу, где хранилось золотишко, тиснутое из сейфа купца Панкратова, и отдать всех провернувших это дельце воров, чтоб самому не загреметь за мелкую кражонку, на которую Терехин сам и вывел его, взял с поличным и сломал. Теперь Пастуху приходилось откровенничать в обмен на призрачную надежду остаться в живых.

— Ты в каком вагоне ехал? — продолжал допрашивать солдат.

— Я? Да с мужиками! Через вагон от тебя.

— Кто еще из ваших едет не в спецвагоне?

— Никого. Трое всего и было.

— Чем я Кире помешал, знаешь?

— Падлой буду, толком не знаю. Сказали — дело срываешь.

— Сколько тебе за меня пообещали?

— Как сколько! Я долю отрабатываю.

— Документы у тех, из вагона, чекистские, верные?

— Верняк. Мандаты кондовые.

Теперь можно было переходить и к главному.

— Чего везете-то?

— Не знаю, солдат, Богом клянусь! — Если бы Пастух не боялся, что за резкое движение рукой его пристрелят, то обязательно бы перекрестился.

«Врет, — понял Назаров, — и еще о Боге вспомнил, уголовная морда». Федор толкнул голову бандита вперед, под ветер, приставил маузер к затылку и нажал на курок.

Испуганно ойкнул боец Раков.

— Что ж ты, Марсель Прохорович, так тебя разэтак, пистолетик с предохранителя не снял! Выговор тебе, командирское порицание. А кабы в бою? Ну да ладно, дело поправимое, — Назаров сдвинул предохранитель.

Пастух за те доли секунды, пока палец жестокого солдата давил на спуск, успел не только проклясть свою нефартовую жизнь, дело, в которое ввязался по дурости, Ваську-Мозоля заодно, но также немного поседеть и малость подсадить сердце.

Едва щелкнул выставляемый в правильное положение предохранитель, Пастух перепуганно заорал:

— Солдатик, я на полпальца только чего-то знаю! Мазанул ухом чучка! Только слушок непроверенный!

И затараторил, давясь словами, боясь делать паузы:

— Гвоздь трепал — спирт везут. Он слыхал, как москвич базарил с нашим паханом. Торговались, на сколько ведер тянет товар. Гвоздь, он, может, и трепался. Гвоздь — он…

— Что за товар предлагал москвич за спирт? — не давал опомниться или увести разговор в сторону Назаров.

— Гвоздь у двери подслушивал, базар по кускам хватал. Какие-то цацки из ихнего, московского, музея…

— Из музея?

— Ну. Москвич толковал Кире, вещички, мол, заметные. Потому, дескать, и цена божеская. А так бы, дескать…

— Киря — ваш пахан?

— Ну.

— Москвича как звать?

Пастух опять призадумался, быть ли откровенным до конца, но в памяти вовремя щелкнул предохранитель солдатского пистолета, и это воспоминание вернуло его на праведный путь чистосердечных признаний.

— Киря кликал его Рваным.

— Кто такой, что о нем известно?

— Гвоздь болтал, тот от какого-то Князя приехал дела вести. О Князе сам слышу впервые. Богом клянусь, солдат!

«А теперь не врет», — распознал Назаров. И, не сбавляя темп допроса, спросил:

— Сколько людей в спецвагоне?

— Девять их. А зачем тебе? — Федор Иванович почувствовал, что Пастуха опять слегка отпустило и тот готов вновь приняться гнусно врать и изворачиваться. Пришлось слегка двинуть уголовника маузером по скуле. А что делать? Еще оставались вопросы.

— Без болтовни мне. Быстро — кто в каком купе едет?

— Да ладно, чего ты… Короче, в первом от конца поезда Киря и Патрон, в двух за ними — остальные ребятки.

— В других купе спирт?

— Ну.

— В пути, не на стоянках, как охраняется вагон? Сколько, где стоят?

— Да как… Не знаю! Вдали я, с мужиками ехал! Падлой буду…

Пока в прокуренном тамбуре проходило несанкционированное дознание, дверь изредка подергивали, в нее барабанили и из-за нее доносилась ругань. Это несколько нервировало товарища Ракова, но Назаров и Пастух не обращали на помехи никакого внимания. Одному и другому было сейчас не до пустяков.

— Кто в Монастырском Чека работает на вас?

Пастух дернулся, повернул к Назарову испуганное лицо.

— Да, ты что, солдат? Мой номер шестой, кто ж мне скажет. О том, кроме Кири, кто может знать? Может, Патрон еще. Он по пьяни знакомством в Чеке хвастал… И то… Ха, ты думаешь, я профессор?

— Шлепнуть бы тебя, — мечтательно проговорил Федор, — по законам революционного времени. Да ведь пообещал отпустить, старый дурак. Так что прыгай-ка! Останешься в живых — завязывай. Освой какое-нибудь честное ремесло. Пошел!

Справедливый солдат чуть подтолкнул бандита в спину, но тот уцепился за поручни и заголосил:

— Давай до станции доедем! Скоро будет. Разобьюсь ведь к едрене фене! Солдатик!

— Придется столкнуть, — железным голосом провозгласил Назаров. — Уж не обессудь. И полетишь головой вниз. Ну, готовься…

— Нет, я сам! — Пастух нащупал ногами подножку вагона, согнул колени, оторвал правую руку от поручня, размашисто перекрестился, прошептал что-то про Бога и его безграничные милости и, оттолкнувшись, полетел навстречу удару оземь…

— Не должен сильно разбиться, — сказал Назаров, закрывая за уголовником дверь. — Поезд сбавил ход. В гору идем, — и о чем-то задумался.

— Часики ваши примите. В сохранности оне, — прервал его задумчивость товарищ Раков.

— Оставь пока у себя, Марсель Прохорович. Позже отдашь.

— В вертеп собрались?! В осиное гнездо?! — официант вскинул руки на манер провинциальных трагиков. Ему бы еще за сердце схватиться.

— Посуди сам, товарищ Марсель, — решил все разъяснить подчиненному товарищ Федор Иванович, — останемся в поезде — скоро, очень даже скоро меня шлепнут. Боюсь, и ты засветился. То есть нас шлепнут. Можем сойти на первом полустанке. В этом случае останемся в живых, поедем следующим поездом. Но — товарищи бандиты доделают свое черное дело. Обратись мы хоть где в местное Чека с тревожным сообщением, они возьмутся проверять и спецвагон, и нас. Телеграфируют на ближайшую станцию или в Москву, чтоб проверили поезд, и еще в Монастырск. И что выяснится? Товарищи из спецвагона — чистые, честные чекисты, везут спиртягу по революционной нужде в столицу по подлинным мандатам. А мы, сообщат из Монастырска — преступники, предатели революции. Сразу нас поставят к стенке или потомят немного, как думаешь, товарищ?

— Ну, а ежели…

— …слезть на первом полустанке и никому ничего не сообщать, это хочешь сказать, боец Раков? Чтоб я, товарищ Назаров, бегал от какой-то уголовной шушеры! Предлагаешь дезертировать, спасаться позорным бегством? И пущай уголовники разворовывают музеи, внаглую разъезжают по стране в собственном вагоне?