Андрей Круз - Земля лишних: Исход. Новая жизнь. За други своя.

С его слов, банда покупателей ждала в Проходе уже третий день. Он ее по радио вызвать должен был. Спросил я его, почему он сам катается на эти дела — послать некого разве? Некого, говорит, обманут и кинут немедля. Только сам. Ну раз сам, так сам банду и зови, у нас к ним тоже дело есть. Если не приедут — вспомним прошлые обещания, скормим местным тварям.

Радио их в «тигре» стояло, в драке не повредили. Вызвал Силаев банду и численность их доложил, что не меньше сорока и что ездят на «дефендерах» военных, с пулеметами на турели и на капоте, тоже когда‑то отбили, когда их гнали кому‑то в колонне. Что знал — все рассказал. С его слов, людей продавали наркоторговцам, по пять тысяч за человека. Имущество перегружалось в другие машины и сбывалось в основном в Нью‑Рино, — и дал имена и адреса скупщиков. А машины продавались в Латинском Союзе. Сам Силаев с этих операций 25 процентов получал. Немало выходило. Машина здесь стоит в два с лишним раза больше, чем за «воротами», так что если продать целый конвой…

Ну а дальше, как говорится, «Занимайтесь по плану!». План был, все приготовились. Потом пыль появилась, банда пришла. Мы со своими двумя «хамви» за высоткой пристроились, и когда банда на добром десятке «сто десятых» подошла, обстреляли их из пулеметов быстренько — и давай ноги уносить. Латиноамериканцы — люди горячие, обиделись — и за нами припустили. Решили, наверное, что на обычный дальний патруль нарвались.

Война в степи своеобразна. В новые времена первым это осознал Батько Махно. Его Повстанческая Армия в основном была оснащена пулеметными тачанками. Не Семена Михайловича Буденного это изобретение, отнюдь. Налетали на добрых двухстах тачанках, били‑грабили — и убегали в степь, красуясь черными знаменами «Анархия — мать порядка!» и надписями на тачанках «Хрен догонишь!». А если их догоняли, то разворачивались тачанки в линию — и из двухсот пулеметов разом! И снова в степь.

Потом, когда войной стала рулить техника, такое воинское искусство отошло в прошлое. Авиация все догнать могла. И стала война в степи вроде лабораторного стенда для мощных военных держав. Как американцы дважды по Ираку прошлись. Пустыня — где там иракцам, с их устаревшим вооружением и никудышней выучкой, против такой мощи? Сначала месяцами выбивали у них все, что с воздуха видели, а потом по остаткам катились в наступление.

А здесь война скакнула в прошлое. Тачанки заменились на различную технику и бронетехнику, а тактика почти не изменилась. Маневр и скорость, использование складок местности, и как финал — загнать противника на основные силы или зажать с нескольких сторон. Что «минитмены» сейчас и исполнили блестяще. Когда банда ломанулась в погоню, из‑за другого холма выкатились «хамви» с ракетами и еще два джипа сожгли. Затем «хамви» с ПУ за бугор обратно отползли — перезаряжаться, а вместо них приподнялись над гребнем еще два, с крупнокалиберными пулеметами. Тут «покупатели» поняли, что это ловушка, а не заплутавший патруль, — и давай на обратный курс ложиться, по широкой дуге.

Как и ждали от них. Там их встретили бронемашины и из двадцатимиллиметровых «эрликонов» добили чуть ли не в упор. А заодно и машины с крупнокалиберными вмешались. Один только «лендровер» ушел — водитель там был отчаянный. На полном ходу в овраг нырнул, по нему проскочил, выскочил на секунду на холм и за ним скрылся. Погнались, но куда там! Впрочем, я весь бой пассажиром в «хамви» просидел.

Трофеев много не взяли, в основном — стрелковое оружие. Машины все перебиты‑переломаны, но Джо с них успел много деталей поскручивать. Одних запасок полгрузовика накидал. Ну и всякого прочего. А три штуки тех, что поцелее, на буксир взяли, чтобы уже потом с ними разобраться. А вот денег не нашли, которые должны были платить Силаеву и его банде. Или ушли деньги с ускользнувшей машиной, либо… платить не собирались, а решили партнеров в расход вывести. Тоже очень вероятно.

На обратном пути меня за руль «тигра» посадили, и я затосковал. Вот это да, на такой бы мне здесь ездить. Только вот цена у нее… Тысяч восемьдесят экю, сумасшедшие деньги. А то бы выкупил, вот ей‑богу! «Хамви» против «тигра» как ребенок. Мощь и проходимость, управляемость и жуткий вид.

Когда в Аламо вернулись, то на ногах еле стояли все. Темно уже было, ночь глухая, следующая по счету. Надо и спать иногда. Силаева шерифу сдали — вторую клетку заполнить, и просили следить, чтобы его судом Линча не кончили. Потому как хранилось в нем еще много информации, следов, корней и нитей, куда только не ведущих. С ним еще работать и работать. Недаром он на кабана смахивает — в любой луже успел изваляться.

Суверенная Территория Техас, г. Аламо. 22 год, 34 число 6 месяца, четверг, 04:00

Меня со всеми трофеями завезли прямо во двор. Выбрался из машины, попрощался, взвалил на плечо тюк с трофеями. Поднялся, ноги волоча, по лестнице, постучать не успел — открыла, счастье мое. Mi Carinosa. И вцепилась в плечи, зажала рот поцелуем. Повалилось все с меня на пол, сгреб я ее в охапку и сам целовать начал. Ради такого можно хоть каждый день в рейд ходить. Чтобы потом так возвращаться.

Прошел я в дом, разделся кое‑как, полез в душ — на ванну сил не было. Отмывался долго, остатки краски с лица смывал, а то морда как у зомби. Замотался полотенцем по бедрам, вышел, до кровати дошел и рухнул. Все, говорю, уже пошевелиться не могу. А Бонита присела рядом и говорит:

— А ты и не шевелись. Я сама пошевелюсь, как нужно. Просто отдыхай, ты устал.

Эх, всем бы так отдыхать, но только фигушки. Это — мое.

Мехико и Сальвадор, 2006–2008

Суверенная Территория Техас, г. Аламо. 22 год, 34 число 6 месяца, четверг, 13.00

Я вернулся вчера, а точнее — сегодня, с отрядом «минитменов», мертвый от усталости. И после «встречи» уснул так, что если бы меня не разбудили, то спал бы, наверное, до сегодняшнего вечера. Или до завтрашнего. Или еще дольше. Спасибо Боните, что такого не случилось. Она даже магазин в двенадцать часов закрыла, чтобы меня разбудить со всей интимной непосредственностью.

Что удивительно, так это то, что я уже и силы восстановил здоровым сном. Обычно утренний кофе варить — моя забота, а тут она сама кофемолкой жужжать пошла. А я просто сзади любовался и налюбоваться не мог. К одежде она дома вообще пренебрежительно относилась, а телом совершенным гордилась и не давала мне забыть, как оно выглядит. А выглядит, как скульптура из светлой бронзы, где над каждым изгибом автор ночей не спал, думая, как его совершенней воплотить. А потом воплотил — и не воплощал уже ничего, потому что такого — не превзойти.