Андрей Круз - Земля лишних: Исход. Новая жизнь. За други своя.

Стовосьмидесятисильный мотор «текстрон‑лайкаминг» гудел ровно, пропеллер расплылся в прозрачный круг, самолет шел выше любых восходящих и нисходящих потоков, не было никакой турбулентности, и полет доставлял настоящее наслаждение. Все же есть большая разница между перелетом на пассажирском лайнере, пусть даже первым классом, где о тебе заботятся и предугадывают твои желания, и самостоятельным полетом на маленьком самолете. И пусть скорости несравнимы и какой‑нибудь «боинг» или аэробус преодолел бы это расстояние чуть больше, чем за час, со своей крейсерской скоростью выше девятисот, а мы летели со скоростью всего двести сорок километров в час, но удовольствия от этих перелетов несравнимы. Когда вас всего трое в маленькой остекленной со всех сторон кабине легкого моноплана с высокорасположенным крылом и свисающими вниз «лаптями» обтекателей шасси, ты видишь каждое движение пилота, перед тобой покачиваются «рога» второго штурвала — ощущения совсем‑совсем другие.

Около одиннадцати часов утра вдалеке показался город.

— Снижаюсь до трех тысяч футов, — проинформировала нас Джей‑Джей. — Есть связь с вышкой.

Здесь даже наличие связи с вышкой было уже достижением. Все вернулось к временам зари авиации в Старом Свете — разве только широкополосные радиомаяки добавились, и для отслеживания их появились специальные сканеры с жидкокристаллическими дисплеями. Но в остальном — как товарищ Водопьянов при спасении героев‑челюскинцев летал.

«Сессна» перешла в пологое пикирование, мотор загудел немного тише, слегка компенсируя сброшенными оборотами нарастающую при снижении скорость. Джей‑Джей аккуратно вывела машину на посадочную глиссаду, четко прицелилась в полосу, попутно продолжая болтать с вышкой, восхитительно мягко опустила задние шасси на бетонную поверхность, также мягко прижала к полосе переднее колесо. Самолет, пробежав метров пятьсот несуетного посадочного торможения, свернул на рулежную дорожку.

— Джей‑Джей, а ведь ты прекрасный пилот — заявляю со всей ответственностью, — сказал я и получил локтем в бок от Бониты:

— Ты еще ей руку и сердце предложи сразу! «Прекрасный пилот» сначала, а потом появится «прекрасная девушка»!

Джей‑Джей вовсе не обиделась на такую эскападу от своей подруги, а лишь засмеялась и сказала:

— Я знаю. Меня Уилл Хитфилд учил летать на этом самом самолете и всегда хвалил. И мне нравится летать. Если бы мне удалось найти постоянную работу пилота, я бы вообще больше ничем не занималась. Добывайте себе самолет, и я готова возить вас из города в город каждый день с утра до вечера.

— А сколько стоит заиметь здесь самолет такого класса? — спросил я.

— Берете цену в Старом Свете и умножаете на два или два с половиной примерно, — ответила Джей‑Джей. — «Сессна» такого возраста, как эта, и в таком же состоянии в Америке стоит около ста с чем‑нибудь тысяч долларов. Умножайте на полтора и переводите доллары в экю по курсу один экю за один доллар.

— Неплохо.

— Как и все здесь, — кивнула она. — Но я знаю, что пара фирм в Форт‑Линкольне и в Порто‑Франко принимает заказы на новые самолеты и подержанные.

Действительно — такому старенькому самолету в Америке цена тысяч сто, может быть, чуть больше, это даже я помнил. Четверть века ему уже, особыми приблудами и «наворотами» он не блещет, а капитальный ремонт его лишь упростил, лишив дорогой «гарминовской» авионики и той же кожаной обивки сидений. Только прямой перевод долларов в экю дает стоимость в долларах около двухсот тридцати тысяч… а если еще в полтора раза увеличить — совсем неплохо получается. Очень, очень неплохо Орден на всем, проходящем через «ворота», зарабатывает — надо лишать его монополии на «ворота» самым срочным образом.

Пока мы болтали, Джей‑Джей зарулила на отведенное нам место и заглушила двигатель. После четырех часов тарахтения мотора наступила удивительная тишина. Я открыл дверь из салона, подхватил сзади сумку, взял за цевье автомат и выпрыгнул наружу. Сразу за мной выбралась Бонита, а Джей‑Джей задержалась в кабине, завершая какие‑то послеполетные дела.

Со стороны въезда на аэродром к нам направился ярко‑красный «хаммер‑2». Здесь, в Нью‑Рино, в отличие от всех других мест Новой Земли, по крайней мере — северней Большого залива, — стиль «милитари» в автомоде не слишком прижился, а торжествовала сутенерская пышность. Спартанская практичность автомобилей с других территорий выглядела в этом бандитском месте настоящим убожеством. Здесь в почете были никелированные колесные диски, сверкающие «кенгурятники», десятки дополнительных фар на хромированных дугах, установленных над крышей.

В машине сидели двое. Незнакомый мне до нынешней поры водитель — и наш знакомец Пабло в неизменной «гавайке» с кобурой под полой. Мы пожали друг другу руки, похлопали по плечам, я представил Пабло Джей‑Джей и наоборот, после чего мы забросили сумки в безразмерный багажник и свободно разместились втроем на заднем сиденье большого внедорожника. Многолитровый мотор рыкнул, и мы выехали с аэродрома.

— Как прошла операция с визитером? — спросил я Пабло.

О том, что Хоффман был успешно захвачен, я узнал еще вчера, из обмена срочными телеграммами, но как это произошло, мне было неизвестно.

— Знаю только, что без проблем, — ответил Пабло. — Взяли его, двоих людей Томми‑Два‑Б и двух девушек. Девушки из Британской Индии, захвачены бандой из Дагомеи, перепроданы чеченской банде, а те их отправили прямо в Нью‑Рино, минуя рабский рынок в Абу Аль‑Валид‑Юрте. Здесь их продержали две недели в «Одалиске», после чего передали Хоффману. А как прошла сама операция — не знаю даже, я не участвовал.

— О чем вы? — спросила меня Джей‑Джей.

— Чуть позже узнаешь, — ответил я ей.

Минут через двадцать мы въехали в уже знакомые ворота анклава «семьи Лопес» в Нью‑Рино, и водитель подвез нас прямо к подъезду гостиницы.

— Выгружаемся.

Мы вышли, забрали багаж из машины — и пошли вместе с Пабло ко входу. Когда вошли в двери, Джей‑Джей охнула — на нее вид гостиничного холла произвел точно такое же впечатление, как и на меня недавно. Отвык здесь народ от роскоши, отвык.

За стойкой ресепшен располагалась уже знакомая нам Исабель, так и поражающая всех глубиной декольте, томностью взгляда и выразительностью форм, подчеркнутых тончайшим платьем в обтяжку. На этот раз платье было не желтым, а белоснежным, подчеркивающим насыщенную смуглость кожи. Когда Джей‑Джей увидела гостеприимную распорядительницу гостиницы, она охнула еще раз: Исабель тоже впечатляла — даже больше, чем холл в виде тропического сада.

Исабель поприветствовала нас как старых друзей, представилась Джей‑Джей, заставила представиться и ее, затем выдала нам ключи от номеров. Нам с Бонитой достался прежний сюит, а Джей‑Джей — соседний, немного поменьше. Мы поднялись по лестнице на галерею второго этажа, и возле двери в номер я сказал Джей‑Джей, что у нее есть пять минут, чтобы расположиться и спуститься вниз.