Артем Каменистый - Охота на побежденных

— Ты прав. И в то же время неправ. Мертвецов оставляют за собой солдаты, бандиты, мародеры — этим и впрямь сейчас не удивить. Но если они остаются на следах скромного старика-учителя и его малолетнего ученика — это может привлечь внимание. Нет Гед — нам надо относиться к подобному аккуратнее. Если есть возможность не забирать жизнь — надо ее не упускать. Да и завтра, наверное, мы с ним разделимся — если вдруг за нами идет погоня, может обмануться, отправившись за ним. Те, кто желают нашей смерти, не очень-то разбираются в языке горных троп. Для них здесь все чужое — непривычное. Для них старый след одинокого омра, наверное, ничем не отличается от наших следов. И он для нас уже не опасен — видел мою силу и не захочет увидеть ее вновь. Ему ни к чему рисковать головой ради наших жизней — мы убили его товарищей, но это не повод для жажды мести. Омры к такому равнодушны — для них смерть будничная вещь.

Мальчик, молча признав правоту учителя, перевел разговор на другую тему:

— Мы тоже голодны. Нам тоже нужна еда.

— Я не вижу в твоих словах вопроса.

— Учитель — вам нужны силы. Мясо тех воинов…

— Я не буду есть мясо тех воинов — обойдусь. Но ты вправе это сделать.

— Нет.

— Гед — причина? Брезгливость?

— Нет. То есть… Не знаю. Голод можно терпеть. И можно заставить себя сделать многое, ради сохранения жизни. Даже человека можно съесть… наверное… Но как потом уважать себя, если съесть омра. Они ведь не скот безмозглый — они ведь рабы и подданные великой…

— Ни слова больше! Ты опять забываешься! Ребенок — нет больше никакого величия! И довольно вопросов — я не соглашался начинать учение. А вот и пещера… Держись за моей спиной — мало ли кого могло принести еще, на это тепло. Следов на снегу нет, но при таком ветре их заметает на глазах.

* * *

Пещерой это место назвали за неимением более подходящих терминов. Просто широкая расселина в скале, доверху засыпанная снегом, наползающим со склона. За долгие годы он слежался до монолитной ледяной массы и в нижней части, из-за просачивающихся через трещины теплых земных газов, образовалась камера. Попасть в нее можно было через узкий вход, в котором даже мальчику пришлось нагибаться. Внутри не сказать, чтобы очень уж комфортно, но от ночной стужи с ее жестоким ветром убежище надежное.

Внутри не оказалось "гостей", хотя следов их пребывания хватало. Зоркие глаза жителей Изголовья Мира даже в полумраке различили немало подробностей: окровавленная тряпка у входа, грубые подобия лежаков, выложенные из плоских камней возле источающих тепло трещин, и самое странное — уздечка, валяющаяся у стены. Не верится, что кто-то сумел в этот замерзший край затащить коня — непонятная находка.

Старик, присев перед трещиной, вытянул ладони, понежил их в тепле, равнодушно распорядился:

— Ты будешь ночевать по другую сторону от этой трещины — там горячее всего, а это для твоего тощего тела полезно. Я устроюсь здесь.

— Учитель — а это не опасно? Газ, струящийся из земли, может отравлять, а иногда он возгорается или даже взрывается.

— Ты хорошо усваиваешь уроки, но все же твои познания неполные. Газ бывает разный. Этот не горит, и не отравляет. Хотя жить тут не стоит — после местного ночлега человек долго не может избавиться от сонливости. Но это все же лучше, чем замерзнуть на спуске. Даже сильному мужчине за один день не преодолеть снег перевала — теплая пещера спасение путника. Успеешь дойти до нее засветло — выживешь. Ведь стоит Солнцу скрыться — мгновенно налетит ветер со склона. Он принесет с собой мириад льдинок, столь стремительных, что они иной раз пробивают плотную одежду. Даже омру такое не пережить.

Омр будто ждал упоминания о его выносливом народе — мгновенно нарисовался на входе:

— Старик — вам и в пещере придется несладко. Местный ветер и дракона Энжера в лед превратит, если солдаты коалиции сумеют его сюда затащить. На вот: — воин высыпал на пол несколько дощечек. — Мы это под латы подкладываем. Говорят, в них застревает свинец из палок Энжера. Я в такое не особо верю — видел, как пуля пробивает кирасу навылет, со всеми деревяшками. Но зато пригодилось — собрал со всех и на маленький костерок теперь хватит. Разведу его у входа в самую холодную пору.

Омры не отличались изяществом телосложения — доспехи у них были безразмерными, а досок, притащенных воином, вполне хватит на будку для приличной собаки. Смешно — таскать такую тяжесть ради эфемерной защиты от смертоносных изобретений проклятого Энжера. Хотя для таких здоровяков это, возможно, было пустяковой ношей.

Омр, раскладывая скромный костерок, с затаенной надеждой уточнил:

— Не найдется ли у вас какой-нибудь еды?

— Нет, — коротко ответил старик.

— Очень плохо. Очень. И очень жаль, что ты заставил меня скинуть тела в пропасть.

— Разве ты не попробовал их мясо?

— Все ты знаешь… старик…

— Значит, еда тебе не нужна.

— Даже волку нелегко отгрызть кусочек от тела только что убитого омра. А я не волк — у меня зубы попроще. Ну да ладно — нет так нет. Говорят, лесные медведи способны целую зиму пролежать в своем логове, посасывая лапу. Надо бы самому такое попробовать…

Старик, устроив из шерстяного плаща скромное ложе для мальчика, начал возиться со своим. Удивительно — болтливый омр не унимался:

— И очень плохо, что ты скинул в ту же пропасть Лакхаака. Никчемный воин, но у него была пятизарядка Энжера, а в ней оставалось три патрона. Мы не очень-то можем обращаться с проклятым оружием, но могло и повезти — внизу, по ту сторону хребта, говорят, оленей хватает. Это, конечно, собственность истинных геданцев, но сейчас-то какая разница? Никто бы и не пикнул, если б я подстрелил одного, или даже парочку. Мы слишком долго голодаем… С того самого дня… С проклятого приказа и с восточных ворот.

Старик впервые высказал намек на некое подобие эмоции — с ноткой удивления уточнил:

— Неужели вы вырвались оттуда?

— Да. Медная Тысяча Фтиннара.

— Я думал, что они полегли все — там кровь лилась по брусчатке будто вода…

— Да — так и было. Мы просто жалкие объедки от Медной Тысячи — сам не пойму, почему смерть нас обошла стороной. Меня вот взрывом снаряда сбросило в канаву и засыпало мертвецами. Когда пришел в себя и выкарабкался, все уже было кончено. Лакхаак оказался на пути атакующих драконов Энжера — весь его десяток раскатали по дороге, а он выжил, угодив между гусениц. Очень смелый воин — пытался распороть сталь на брюхе танка, но лишь кинжал поломал. Поначалу нас набралось десятка два: раненные, оглушенные, некоторые явно сбрендившие. Враг прошел за стены, а мы не знали, что нам делать. А когда увидели, что Цитадель Династии загорелась от обстрела небесным огнем… Проклятый Энжер — мы потеряли остатки боевого духа и начали бежать. Мы умирали от ран и от оружия врагов, а одного укусила змея. Нас не пускали в дома и не давали есть. Нас осталось пятеро — мы загибались здесь от голода и холода, а когда увидели вас, решили, что удача хоть немного повернулась в нашу сторону. Мы ошибались — удача просто пошутила в который раз… Все — я последний. Вся тысяча мертва. Цвет Раввелануса… Мы почти никого не сумели забрать с собой — нас смели будто щенков. Сперва взрывы проклятых снарядов Энжера, потом его неуязвимые железные драконы. Нам не захотели дарить честный бой… Они нас даже не боялись — просто смели, как соринку на пути… И мы ничего… совсем ничего не могли сделать. Это все равно, что листом тонкой бумаги остановить дуновение зимних ветров моей родины… Старик: я рассказал свою историю — расскажи свою.