Андрей Марченко - Литерный эшелон

Прогремел взрыв. Реактор, вместо того, чтоб тихо погаснуть, выдал пиковую мощность, сгорел сам, но и убил врата.

Серое зеркало схлопнулось, втянуло само в себя. Дорога в другой мир перестала существовать.

Навсегда.

У истории был шикарный шанс закончится тем же, чем она и началась. А именно полосканием белья в реке.

За излучиной от расстрельной проруби в полынье полоскала бабка исподнее своего старика. Была она глуховата, к тому же по зимней поре замотана была в три платка, а потому выстрелов почти не слышала.

Полынья та образовалась по причине быстрой воды, которая не давала льду схватиться. Струи разбивали корку в крошево, кружили в открытой воде, а потом затягивали вниз.

Вдруг течение стало будто сильнее, начало вырывать из рук старухи белье. Та сильней вцепилась в него, потянула на себя. И вдруг увидела, что в воде тряпье сжимает чья-то рука.

Бабка хотела отпустить исподнее: испугалась, что утопленники и водяные воруют белье и, того гляди, утянут под воду старуху.

Но в край проруби вцепилась рука, над водой появилось лицо: тонкое, изможденное, заросшее.

Мужчина стал судорожно глотать воздух – как для утопленника слишком активно. После протянул руку. Бабка кряхтя помогла ему выбраться на лед.

Мужчина выполз, перевернулся на спину, долго дышал, глядя в небо.

Старухе все стало ясно: откуда этот мужчина, отчего стреляли пару минут назад. И тут же захотелось бросить этого опасного человека, быть ни причем: он из-подо льда выбрался, чай и далее не пропадет.

Но сложилось иначе.

Из-за пазухи несостоявшийся утопленник достал иконку, протянул ее:

– Она чудотворная – сама спаслась и меня спасла.

Старушка приняла иконку, подумала…

Затем перетянула мужчину на свои саночки, потянула их прочь…

К жестокой простуде добавился и тиф. Верно, блоха или вошь укусила Андрея в плену. Паразита смыло ледяной водой, но болезнь, пущенная в кровь, терзала плоть долго.

Но болеть было несложно: большую часть времени Андрей пребывал в забытье: ему чудилась весна, цветущий абрикосовый сад, девушка, в которую он влюблен до беспамятства. Но стоило открыть глаза, и все забывалось.

…Когда сознание возвращалось из садов райских, Андрей видел нищий домик в одну комнату. В нем, кроме себя двоих: старика со старухой.

Союз их был странным. Боевого вида старуха курила трубку с длинным чубуком. А старик читал книги и носил очки. У тех очков не было одной дужки, и старик, садясь читать, приматывал их к голове длинной бечевкой.

Еще в доме обитал кот совершенно бандитской наружности. Он любил забираться бабке на плечо и сидел, там напоминая обезьянку или попугая на плече флибустьера.

Когда болезни отступили, старик задал вопрос, который Андрей себе часто задавал до и после того дня:

– Кто ты таков?

Андрей пожал плечами:

– Андрей я… Данилин.

– А окоромя того?..

Ответа не было, впрочем, и головной боли тоже не последовало. Просто пустота.

– Ты говори. Не бойся… – подбодрил старик. – Ясно из какейных ты. Дважды два сложить я в состоянии.

– Из какейных я?..

– Большевики в Кременевке засели. Там у них штаб. И как лед на реке стал, так они к проруби водят людей расстреливать. Беляков ли, попов, дезертиров. Думают, дескать, концы в воду. Река все стерпит. Эвон, недели две постреляли так, что ниже по течению затор случился, вода из прорубей вверх пошла.

В ответ Андрей только качал головой: сказать ему было нечего. Он знал: такой страшной может быть только правда.

– Так шо с ним?.. – спрашивала старуха, пуская кольцо дыма.

– Шо-шо?.. Да дурачок он! Под водой, видать, рассудком и подвинулся. Но оно, может, и к лучшему.

– Оно и верно, – соглашалась старуха. – Бог взял – Бог дал. Заместо Ваньки будет. Тот тоже дурачок был, прости господи.

– Ванька? – переспросил Андрей.

– Да сынок наш… – ответствовал дед. – Царствие ему небесное. Его казаки мобилизовали. За веру, царя и отечество… Говорили ему, неразумному, спрячься, пережди!

– Нашли?..

– Где там! Сам пошел, говорит, мол хочу мир повидать… Ну и пришибли его у Васильевского разъезда. Это три версты отсюда не будет. Повидал мир. Да…

Пока Андрей лежал в беспамятстве, погода несколько раз менялась. Сперва почти неделю шел снег.

Потом солнце растопило корку сверху, затем ночью ударил мороз и, подтаявший было снег, схватился льдом. После – несколько дней к ряду шел дождь со снегом, оттепель сменялась морозами и наоборот.

Степь на десятки верст вокруг превратилась в сплошной каток.

Кое-где наст выдерживал даже лошадь, не говоря уже о человеке. Но ежели кому-то все-таки корку удавалось пробить, то он проваливался сразу по пояс.

Ранее метель прилежно замела степные шляхи. Впрочем, то было не такой уж и большой бедой: в сей край ехать решительно не было нужды кому-то ехать.

Вслед за тем случилась весна с кранным солнцем-колесом.

Оно не один день трудилось надо льдом и ничего будто сделать не могло: блестящая броня надежно отражала солнечные лучи.

Тогда весна пошла на хитрость: в одну ночь на ничего неподозревающий снег наполз с реки туман и съел его.

Наступило несколько дней сплошной слякоти.

Но солнце просушило землю, стало жарко так, словно уже и весна закончилась, уступив место лету.

Под покровом темноты холода еще контратаковали, но с каждой ночью – все нерешительней.

Андрей сидел по вечерам в углу, рассматривая медальон. Что-то связывало его с этой милой женщиной, с детьми…

Но, так и не вспомнив, укладывался спать.

Дел было много.

Вдвоем со стариком на лодочке ходили на рыбалку. Ставили сети, а то и просто удили. Когда потеплело – стали драть раков.

На сброшенных в реку трупах животные разжирели. Раки потеряли бдительность и вместо того чтоб прятаться от людей по норам, старались рыбаков цапнуть.

Однажды, когда Андрей рубил дрова, около дома загрохотали копыта. Трое всадников появились неожиданно, подъехав к дому по оврагу.

На фуражках у всадников была красная жестяная звезда, лица будто незнакомы. За плечами – кавалерийские карабины. У пояса – шашки.

В новой жизни Андрей уже усвоил, что от людей с подобной кокардой ему ждать добра нечего.

– Кто таков?.. – спросил один из всадников.

Андрей не нашел даже что ответить на такой простой вопрос – лишь сжал топорище сильней.

«Ударить сейчас?.. – подумалось. – Нет, не успею: порубят. Ударю потом».

– А энто Ванька мой. Сыночек… – ответствовал старик.

– Говорят, твоего сына пришибли?..

– Да может оно и лучше было, когда б пришибли, Господи прости. Контузило Ванька-то. Он и до того не шибко умен был, а так вовсе – рехнулся. Вы его не тираньте, господин военный, он нервенный да еще с топором нынче. А у безумцев, сами знаете – сил немеряно.