Александр Сивинских - Имя нам – Легион

Неизвестно, сколько осколков досталось пленникам. Вывалившись из тесного узилища, они отнюдь не оцепенели в растерянности, а бросились со всех ног в лес.

Филипп тотчас помчался вдогонку. Скоро с ним поравнялась Василиса.

– Где они?

Вопрос насущный – на четырех ногах онзаны двигались по меньшей мере в полтора раза быстрее людей. А по смешанному лесу с густым подлеском и грудами валежника, пожалуй, вдвое. Обтекаемые формы рачьих тел и низкий «клиренс» тоже лили водицу вовсе не на легионерскую мельницу. Словом, беглецы пропали.

– Там, – твердо сказал Филипп и показал рукой. – Там, точно.

– Видел?

– Нет. Для того чтобы знать, видеть не обязательно. Кто-то из них ранен. Может и оба. Глядите, кровь.

Крови было много. К темно-красным каплям примешивались зеленоватые включения.

– Наверное, в желудок попало, – со знанием дела сказал Филипп.

– Это для них не смертельно, – с сожалением в голосе покачала головой Василиса.

– Тем не менее. Вряд ли осколок в брюхе придаст раненому сил. Возможно, второй его вообще бросит. Или добьет. Эх, собаку бы! Марфа, где ты? Ау!

– Обойдемся без Марфы. Сканер нюхом обладает ничуть не худшим.

– Хотелось бы надеяться.

Их нагнали Генрик и Долото.

– Облаву разворачивают. Над лесом пошли транспортеры. Пока ничего.

– Ерунда, найдем, – сказал Филипп. – Мы с вами и найдем.

Василиса посмотрела на него с интересом.

– Ну, значит, ты и веди, следопыт. Раз так в себе уверен. Найдешь беглецов первый – заработаешь поощрение.

– А если не найду?

– Ремня получишь, – оскалился Генрик.

– Точно, – подтвердила Василиса, – ремня. Пряжкой по гузну, чтобы не хвалился понапрасну.

– Пряжкой… что ж, хорошо, я согласен.

Количество крови на траве и листьях увеличивалось. Хороший признак. Значит, ранение даже опаснее, чем считал Филипп. Кроме того, появились и другие кровавые отметины: более яркие, с пузырьками, словно от слюны. Похоже, у кого-то из преследуемых открылась новая рана. И похоже на сей раз задето легкое.

Скоро легионеры наткнулись на след недавней лежки. Да, силы онзанов катастрофически таяли.

– Не пойму, – сказала Василиса, – почему они побежали? Я же им вполне доходчиво объяснила, что гарантирую возвращение домой. И что насилия над ними никто творить не будет. Контузило их, что ли? Или настолько тупы? Или не поверили?

Филипп улыбнулся.

– А они как раз поверили. И ничуть они не тупы. Генрик, дружище, ты историю лучше знаешь. Напомни мастеру лейтенанту, что там полагалось в средние века для гонца, принесшего плохую весть? Расставание с башкой или напротив, встреча с колом?

– Это уж как повезет. Могли и свинца в глотку залить.

– Вот как? Действительно тогда непонятно, чего бы им домой не поспешить?

– Эрудиты. Остроумцы. Содрогаюсь от смеха, – сухо сказала Василиса.

– И я, – подхватил подхалимски Долото, но осекся под ее гневным взглядом.

Лес, по которому двигались легионеры, был практически неотличим от того, что окружал Петуховку. Филипп чувствовал себя в нем превосходно. Те же деревья, те же травы, кусты, папоротники. Та же сырость. Как в августе.

Он вдыхал знакомые запахи, нежно прикасался пальцами к деревьям, ловко уклонялся от многочисленных паучьих тенет, залепивших лица его спутников, и вообще – наслаждался. Вместо обременительного для его чувства справедливости уничтожения беззащитных онзанов (допотопное оружие – не в счет) он получил настоящую охоту . А когда преследование закончится, самому можно ведь и не стрелять. Желающие найдутся. Вон, как горят азартом глазищи Василисы! И штатный кураторский пистолет не раз уже перекочевывал из кобуры в ее ладонь и обратно. Интересно, разрешит она Генрику воспользоваться метателем сети? Или нет?

Инстинктом прирожденного охотника, отточенным почти двумя десятилетиями практики, Филипп чувствовал, что дичь где-то рядом. Дело даже не в том, что анализатор сканера начал выдавать проценты, весьма близкие к единице. И не в том, что пятна, почти уже лужицы крови на ощупь стали почти горячими. Нет, совсем не в том. Он просто знал . И еще – ему казалось почему-то, что их могут опередить. Только кто?

Скоро он узнал и это…

До слуха легионеров донесся вдруг пронзительный человеческий крик, сменившийся гневным ревом и серией глухих ударов.

– Быстрее!

Василиса помчалась, почти не разбирая дороги, но тут же споткнулась и полетела в высокий папоротник. Ее подняли. Она яростно вырвалась.

– Не быстрее, а осторожнее, – рискуя нарваться на затрещину, поправил Филипп. – Там не наши! Аборигены .

Легионеры подобрались к большому кусту малинника, скрывающему от их глаз картину происходящего. С максимальной осторожностью углубились в густые заросли. Ползком преодолели и увидели…

Два кряжистых мужика в долгополых рубахах, подпоясанных лыком, в высоких меховых колпаках и в лаптях, проворно рубили неподвижную темную тушу. Широкие топоры на длинных топорищах так и мелькали в умелых руках, с мокрым хрустом превращая труп онзана в нечто невообразимое. Третий мужик, бледный, в окровавленной одежде, сосредоточенно обматывал тряпицей руку, помогая себе зубами.

– «Идут мужики и несут топоры, что-то страшное будет», – процитировал шепотом Филипп. – Вострые у них, однако, топорики! Неужели медными или даже бронзовыми можно так онзана искрошить? Чудеса!

– Второй где? – прошипела Василиса. – Ты мне второго найди, Капралов, или задницей ты не отделаешься!

– Он здесь. Спрятался. Погодим, пока лесорубы натешатся. А там и спеленаем его, сердечного.

– Где здесь?

– Не скажу. А то вы, мастер лейтенант, устроите, не дай бог, сеанс показательных стрельб. Мужичков напугаете или, чего хуже, вынудите их и за нас взяться. А я не тороплюсь превратиться в кусок сочной вырезки. Лучше уж пусть коснется моей задницы ваш ремень…

– Заткнись, – погрозил ему кулаком Генрик. – Простите его, мастер лейтенант, на него опять болтливость нашла. Такой человек.

– Ботало я, – подтвердил Филипп. – Так меня мама называет.

Юра Долото, лежащий рядом с Филиппом, повинуясь жесту сержанта, врезал Капралову локтем в бок. Филипп охнул и заткнулся.

Наконец мужички притомились тяпать. Тот, что постарше, имеющий клочковатую бородищу до середины груди, что-то сказал, и экзекуция прекратилась. Аборигены обтерли лезвия травой, заткнули топоры за пояс. Подошли к товарищу, старший спросил его о самочувствии (о чем же еще?). Молодой побежал в лес и скоро вернулся, ведя безрогого быка, впряженного в волокушу. Бык был широкогруд и крепконог, поджар как мраморный дог и столь же изысканно пятнист. Его длинная горбоносая морда с отвисшими складчатыми брылами казалась бы печальной. Если бы не полыхающие из-под костистых надбровных дуг глубоко-черные глаза. Нет, этот одр был вовсе не так прост, каким казался с первого взгляда. На волокуше было нагружено изрядно дровишек, порубленных на метровые чурбаки.