Василий Звягинцев - Скоро полночь. Том 1. Африка грёз и действительности

— Значит, договорились, — сказал академик, переведя взгляд на девушку с другого витража. Более, чем просто очаровательную блондинку, собравшуюся искупаться в изумрудной воде тихоокеанского атолла. И вдруг испуганно обернувшуюся, как бы услышав или увидев что-то за спиной. Широко распахнутые глаза, приоткрывшиеся губы, движение руки, инстинктивно прикрывающей наготу…

— Вы находите Игоря, я с ним разговариваю наедине, и уже затем — все остальное.

— Так и решим, — кивнул Антон. — Только чем бы мне вас до этого развлечь? Хотите, я вас провожу в библиотеку? Посмотрите, что интересного успели написать люди, существовавшие в других по отношению к вам условиях? И на русском много интересного найдется, и на других языках, если владеете…

— Я свободно владею английским, немецким и французским, — с неожиданным вызовом ответил Скуратов. — Также латынью и древнегреческим. Не говоря обо всех славянских…

— Очень хорошо. Классическое образование. Значит, в библиотеке вам скучно не будет. А то есть еще один вариант. На мой взгляд, он предпочтительнее. Познавательнее, я бы сказал, и в гораздо большей степени способен укрепить доверие к моим словам. Нечто вроде документального фильма, иллюстрирующего основные этапы деятельности организации, гостем которой вы вольно или невольно оказались.

— Пожалуй, это на самом деле было бы предпочтительней, — согласился Скуратов. Фильм, независимо от степени его общей достоверности, самый пропагандистский, как угодно тенденциозно смонтированный, на две трети постановочный — непременно будет нести значимую информацию. Если не прямую, то опосредствованную, но в любом случае — дающую определенное представление о тех мирах, где разворачивается действие. Реальную историю по экранизации «Трех мушкетеров», к примеру, изучать не стоит, но уж семнадцатый век с двадцатым после нее никак не спутаешь. Нравы, обычаи, психологическую канву эпохи Ришелье с Древним Римом — тоже. А отсеять зерна от плевел, инсценировки от «правды жизни», выявить логические нестыковки и попытки манипуляции сознанием зрителя он как-нибудь сумеет.

Кроме того, Виктор вообще не слишком верил, что специально для него так быстро был заготовлен особый идеологический продукт . Не того масштаба фигура, здраво рассудил он, без всякого самоуничижения. Все его значительные труды опубликованы полностью. Никаких секретных разработок, представляющих интерес для солидных государственных или частных структур, хоть в своем, хоть в другом времени, институт не ведет. Вот если бы он обладал полной конструктивной и технологической схемой нового поколения хроноквантовых двигателей, незапатентованной, существующей в единственном экземпляре, тогда игра, возможно, стоила бы свеч. Да и в этом случае — зачем им , обладающим возможностью свободно перемещаться в пространстве и времени, секреты паровоза Стефенсона?

— Тогда немедленно и начнем, — удовлетворенно сказал Антон.

Непонятным для Скуратова образом прямо в воздухе, заслонив стену с витражами, возник полусферический экран около двух метров в диаметре. Хозяин протянул ему изящный, удобно ложащийся в ладонь пульт.

— Здесь очень просто — сенсоры стандартные: «старт-стоп», «вперед-назад», «быстрее-медленнее», «громче-тише». Нормальное время просмотра — как раз около двух часов. За это время я надеюсь разыскать Игоря и представить его пред ваши светлые очи. Захотите что-нибудь съесть или выпить — никаких проблем. Вот дверца линии доставки, вот меню-каталог. Тематический и алфавитный. Выбираете нужное, вводите здесь цифровой код, получаете заказ — как в аптеке. Направо за стойкой — туалет. Вопросы, пожелания есть? Тогда я вас оставляю…

— А как мне вызвать вас, если вдруг потребуется? — спросил Виктор. Перспектива остаться одному, затерянному в недрах грандиозного сооружения, которое хозяин назвал Замком (даже на слух это слово прозвучало с большой буквы), его совсем не радовала. Случись что, в одиночку отсюда ни за что не выберешься. Да и было бы куда выбираться. Безвременье — звучит довольно пугающе.

— Голосом позовите, и все. Я услышу.

Дверь с негромким шипением воздушного демпфера закрылась, отрезая Скуратова от всех миров, реальных и вымышленных. Остались только он и экран, таящий за своим матово-серым покрытием неизвестно что. Только провести пальцем над сенсором…

Весь двухчасовой фильм Виктор просмотрел запоем, не отрываясь. Нельзя сказать, что Новиков и его друзья, помогавшие ему в работе, были такими уж гениальными режиссерами. К изыскам в стиле современных Скуратову турбореалистов они точно не стремились. И делали работу исключительно для себя, нечто вроде беллетризованной кинохроники истории «Андреевского братства». Для себя, чтобы вспоминать в старости, или для потомков — не суть важно. Возможностей Замка, умевшего извлекать из кладовых памяти отдельного человека почти любую стабильную информацию и обладающего собственным информарием бесконечного объема, хватило на то, чтобы сделать то, что требовалось.

Демоверсия , предложенная вниманию Скуратова, была, само собой, предельно адаптированной для восприятия постороннего, которому совсем не обязательно знать то, что его не касается. Именно — только канва всех имевших место событий, смонтированных вдобавок в нужном порядке. Зато — с яркими, достающими эпизодами. Виктору увиденного оказалось вполне достаточно, чтобы избавиться от массы стереотипов и расширить сознание . Фантастическая сага, в которой он, при всем внимании к деталям, не уловил ни одного психологического или логического пробоя .

То, что в хронике наверняка имеется масса купюр, умолчаний, рекомбинаций подлинных событий, — он понимал. И не имел права осуждать авторов. «Война и мир», при всем ее объеме, тоже охватывает ничтожную долю подлинных событий, изложенных вполне претенциозно, но данный факт не умаляет величия и ценности произведения.

Зато теперь Скуратов представлял, в события какого масштаба вовлечен. С позициями и поведением героев можно было соглашаться или нет, но невозможно было их игнорировать. Несколько раз то один, то другой персонаж прямо или завуалировано подчеркивал основную мысль — пусть наши поступки неправильны, некорректны, подчас глупы, пусть они выходят за рамки общепринятого (как и кем «принятого» — отдельный вопрос), но мы честны перед собой и миром в экзистенциальном смысле. Если ты уверен, что поступить иначе просто не можешь, и ни в чем не противоречишь собственным убеждениям, значит — ты прав.

С последним постулатом Виктор полностью согласиться был не готов, но все им увиденное не давало оснований посчитать, что эти самые «братья» — люди, не заслуживающие уважения. Особенно — с учетом совершенно других исторических условий и обстоятельств, с которыми им пришлось столкнуться.