Владимир Ильин - Люди феникс

Ты преступник, папа, но я не собираюсь тебя наказывать — по крайней мере, по земным меркам. Наоборот, я хочу, чтобы ты тоже познал абсолютное счастье абсолютного мира.

Вот почему я не могу позволить себе роскошь уйти прямо сейчас. Это было бы слишком легко: улучив момент, броситься под колеса одного из мчащихся на бешеной скорости по проезжей части автомобилей. Или прыгнуть с моста в реку и, погрузившись на глубину, открыть рот и вдохнуть всей грудью вместо воздуха пахнущую илом, тиной и водорослями черную воду. Или что-нибудь еще… В этом несовершенном мире, к счастью, существует масса способов бегства.

Но раз уж я вернулся, то было бы грех не сделать все, что в моих силах, чтобы попытаться хоть немного изменить этот мир…»

Дом, где находилась квартирка Вадима, встретил его как непрошеного гостя. Разбитым стеклом во входной двери подъезда, грудой рекламного мусора у почтовых ящиков и не работающим по неизвестной причине лифтом. Впрочем, причина быстро выяснилась: прямо на дверях лифта было простым карандашом начертано старческим почерком: «Козлы, пока не перестанете плевать в лифте, он не будет ездить!!!»

Вадим грустно покачал головой и направился к лестнице.

Теперь он смотрел на все, что окружало его, по-новому и поражался и грязным бетонным ступенькам, и луже неизвестного, но явно отвратительного происхождения на площадке между третьим и четвертым этажами, и раскуроченному мусоропроводу, и сиротливо приютившейся между ступеньками груде свежеопустошенных пивных бутылок, одна из которых была варварски разбита в мелкие осколки…

Добравшись до последнего этажа, он подошел к своей двери и приложил указательный палец к контактной пластине сканера-дактилоидентификатора. Замок почему-то сработал не сразу, и у Вадима успела мелькнуть мысль, что отпечатки его пальцев могли измениться после смерти так же, как и он сам…

В квартире все было по-прежнему, но Вадиму показалось, будто и тут что-то изменилось. Раньше он всегда считал свою «каморку» уютной и удобной, но теперь с невольным отвращением глядел на стены, покрытые выгоревшими от времени обоями, грязно-серый потолок, усеянный пятнами от убитых комаров, пыльные, давно не чистившиеся пылесосом ковровые дорожки…

Нет, это не место для жизни. Это — хуже могилы.

После ТОГО мира этот был таким же примитивным, как «двести восемьдесят шестые» компьютеры фирмы Ай-Би-Эм против «гига» с искусственным интеллектом…

Но некоторое время придется существовать здесь, и от этого никуда не денешься.

Что ж, как-нибудь перетерпит.

Вадим рассеянно провел пальцем по покрытой толстым слоем пыли аппаратуре. Когда-то, целую вечность назад, он засиживался за работой до глубокой ночи, и все эти приборы казались ему единственной непреходящей ценностью в его жизни. Он недоедал и недосыпал, чтобы создать еще один — как он считал тогда, очень нужный людям — прибор. А теперь все это осталось в далеком прошлом, и теперь ясно, каким наивным глупышом он был.

Потому что единственная ценность в этом мире — то, что люди называют смертью.

Он прошел на кухню. Голода он почему-то не ощущал и потому с отвращением оглядел грязную и успевшую покрыться гнусной плесенью посуду в мойке, залитую жиром газовую плиту и покрытый зачерствевшими крошками стол, по которому, шевеля чуткими усиками, блуждали большие рыжие тараканы.

На секунду Вадим прикрыл глаза.

Как преодолеть ненависть к окружающему миру, которая все больше наполняет его?

Как удержаться от соблазна уйти прямо сейчас, не выполнив данный самому себе обет?

«Ладно, не ной. Раз выпала такая судьба — быть мучеником, надо достойно нести свой крест. Будем надеяться, что это продлится недолго».

Он открыл глаза и оглядел себя с головы до ног. Одежда во многих местах была испачкана сырой глиной и противно липла к потному телу.

«Что же, будем вспоминать то, что успело забыться в ТОМ мире. В частности, как люди борются с мерзостью бытия. Кажется, одним из средств такой борьбы является обыкновение мыться».

И Вадим отправился в ванную.

Он пробыл там довольно долго, с подсознательным омерзением изучая заново ту оболочку, в которой ему вновь придется существовать.

Вот показатель того, насколько примитивен и дик этот мир, думал он. Тело человека. С его прыщавой бледной кожей, покрытой редкими пучками волос. I С проступающими синими клубками вен и артерий.

С грубыми роговыми наростами на пальцах рук и ног.

С хрустом суставов и урчанием желудка. С полным микробов и бактерий ртом, в котором постоянно стоит отвратительный кислый вкус. С саднящим тупой болью дырявым зубом, из которого когда-то выпала пломба. С ноющими от усталости мышцами и костями. С вонючими интимными местами и постоянно потеющими подмышками. А если заглянуть внутрь живота, то это вообще будет фильм ужасов!..

Каждое движение требует усилий. Усилия приводят к усталости, а та — к отупению. И вот так — всю жизнь.

А ведь еще совсем недавно можно было двигаться без всяких усилий, перемещаясь легко и свободно на огромные расстояния, наблюдать разом всю Вселенную и делать все, что пожелаешь.

И вы, упрямые слепцы, еще говорите, что этот мир прекрасен, а пребывание в нем — самое ценное, что дается человеку?!

Закончив туалетные процедуры, Вадим переоделся в чистую одежду, приготовил себе постель — пришлось пустить в ход неприкосновенный запас постельного белья, хранимый на случай прихода нежданных гостей, — и улегся спать.

Сон долго не приходил к нему.

А когда он наконец забылся, то во сне опять очутился там, откуда вернулся в этот мир, и невыразимое счастье вновь наполнило его душу.

Он желал, чтобы это счастье длилось вечно, но что-то жестоко оборвало его сон. Как неумолимая рука «воскресителя»…

Звонок в дверь, повторяющийся почти без паузы, словно кто-то вдавил кнопку и не собирается ее отпускать.

Вадим глянул на табло настенных часов. Было уже около двенадцати, и сквозь плотные шторы в комнату просачивался серый свет дня.

Он на цыпочках подкрался к пульту управления видеокамерой, включил обзор лестничной площадки, но на экране маячило лишь серое пятно, и он догадался, что замаскированный в косяке объектив чем-то старательно залеплен.

Что ж, ясно, кто это пожаловал…

Это могли быть только громилы Крейлиса, Которые, прежде чем зарыть Вадима в наспех выкопанную яму на кладбище, мучили и пытали его, требуя, чтобы он сообщил, где спрятан голомакиятор (они считали, что он просто спрятал прибор, а он не собирался их в этом разубеждать). От постоянной обжигающей боли он слишком часто терял сознание и поэтому смутно помнил, что с ним делали. Кажется, для начала ему переломали все пальцы на левой руке. Потом били кулаками. Потом — ногами. Потом — пластиковыми бутылками, заполненными водой. По лицу. По голове. По промежности. По почкам. В солнечное сплетение. Потом кому-то пришла в голову идея тушить о его грудь окурки. Потом кто-то хитроумный предложил вытянуть его прямую кишку через задний проход. Потом кто-то шутливый предложил вырвать ему глаз и натянуть на пятку. Но вместо этого они просто продолжали его бить, и после одного нерасчетливо нанесенного удара он ушел…