Михаил Шухраев - Изнанка света

— Да к чему этот ваш разговор, Сергей? Как будто я не знаю, что диктаторы умеют лгать — и этот не исключение.

— О нет, он-то как раз — исключение. На сегодняшний День. А разговор — к тому, что я с удовольствием бы переписал эти воспоминания. — Маг из СВА швырнул томик на кровать. — Но эта лажа — лишнее подтверждение: один маленький и чисто научный эксперимент удался. Маленький, невидный, можно сказать, экспериментище! За такое нобелевки не дают. Но он удался, дорогой мой Эйно! Удался на все сто!

Сергей выдержал паузу — поправил очки, достал из кармана платок, вытер лицо, лоснящееся от пота.

— Конечно, куда интереснее были бы реальные воспоминания дорогого вождя-президента. О том, как прошло его детство в семье мелкого и неудачливого провинциального адвоката. Наверное, его часто пороли, вбивая в голову Закон. Хотя, есть у меня подозрения, что он так его и не освоил. Потом — можно и о войне. О том, как именно он загремел в концлагерь — с тысячами таких же бедолаг. Все это известно под названием Холокост, хотя, справедливости ради, скажу — если бы не союзники и не их бомбардировки, жертв могло бы оказаться куда меньше.

— Виновны в том совсем не союзники, — с неприязнью произнес Эйно.

— Может быть, но я все равно отвлекся. Нас интересует один-единственный узник. Вы только представьте картинку — исхудалый, завшивленный будущий диктатор и вождь. У которого осталась одна мысль — и та о похлебке. Какие там ордена, президентские ленты и маршальские жезлы! А напротив — добродушный круглолицый немецкий доктор — такой, знаете ли, любитель пива и колбасы, милый честный Михель. И так весело поглядывает в сторону нашего заключенного. А почему бы, скажите мне, и не весело? Хотя бы одному несчастному гарантирована жизнь — ну, если он, конечно, выдержит эксперимент.

— И что же за эксперимент? Может, вам и это удалось откопать из его реальной биографии?

— Конечно, удалось! — не без гордости ответил Сергей, и Редрик вдруг понял, что на маге из СВА очень гармонично смотрелись бы высокая черная фуражка и эсэсовские петлицы. — Кандидатов на эксперимент отбирали в «Анэнербе». Знаете, что это была за организация? Вообще-то, они занимались наследием арийской расы, но ради науки очень детально исследовали и биографию, и предков нашего дорогого вождя. О, отыскалось немало интересных подробностей, просто у меня нет времени их пересказывать. Но можно точно сообщить: там была знаменитая в восемнадцатом веке гадалка, к которой обращались даже весьма знатные особы. Был некий колдун, сожженный на костре еще в Испании, при Изабелле и Фердинанде. Да много там кого было. Словом, проект возник не просто так, с бухты-барахты. Так вот доктор и предложил ему — или ты, унтерменш, согласишься немного послужить науке, и тебя будут кормить так, как ты и на свободе не ел. И вообще, условия вмиг станут царскими. Или — сегодня же поедешь в Освенцим. Выбирай!

— Как я понимаю, Освенцим он не выбрал… — заметил Эйно.

— Конечно, нет. И тогда герр доктор усадил его в кресло, дал хорошую сигарету, а потом вынул из ящика стола небольшой предмет из красного стекла. Вообще-то, это было вовсе не стекло — скорее, янтарь. И цены тот камешек не имел. А потом наш доктор и говорит — одевай вот эту штуку на цепочке. И носи.

— Так в чем же состоял эксперимент? — терпеливо повторил шеф «Умбры».

— Представьте себе, дорогой Эйно, он тоже об этом спросил! Как раз в тот момент! И ему было сказано — носи и не задавай глупых вопросов. О любых изменениях самочувствия сообщай немедленно. И ступай в отдельную больничную палату. Вот и все. Ну да, его ломало основательно, пару дней потемпературил. А потом — вот ведь умора! — на очередном обходе дрожащим голосом доложил, что цепочка оборвалась, а артефакт исчез. И стоял с таким видом, словно его тут же должны были расстрелять.

— А вместо этого его выпустили?

— Ну, не сразу. Нужно было обеспечить надежное сопровождение, не только медицинское. Война-то, сами понимаете, шла к концу, а герр доктор понимал это лучше многих.

— Гм, история занятная, ничего не скажешь, — промолвил, наконец, Эйно. — Так вы полагаете, что эксперимент того доктора вполне удался?

— Без сомнения, хотя, сами понимаете, как сложно об этом судить через столько лет. Бедный исхудалый мальчишка немного зазнался за это время. Вообразил, что он и в самом деле вождь. Ведь он, как я знаю, писал всю эту чушь самолично, и притом — вполне искренне. Важен не он сам, а тот пропавший кристаллик. Так что можно считать — эксперимент прошел отлично. Конечно, несколько человек из наших остались здесь навсегда — что поделать, без жертв не обходится, старый добрый герр доктор немножечко переборщил. Зато можно составить отчет и, как говорит товарищ генеральный, «расширить, углУбить — а потом оно само сформируется». И потом, в некоторых странах подобный проект уже частично задействован. Если вы возвратитесь в Ленинград со мной, спросите ваших нейтралов, что они думают о Северном Когурё? Узнаете много любопытного об этом чудесном месте. Так что вам, дорогой Эйно, остается собрать чемоданы. Предупредите своих коллег из Европы. Можете ехать с ними, если моя кампания вам немного в тягость.

— Спасибо, мы сами посовещаемся — и решим, что нам лучше делать. Доброго пути, Сергей. Книжку не забудьте.

— Да уж постараюсь. — Сергей взял томик воспоминаний диктатора. — Как я понимаю, в любом случае мне ехать в аэропорт в одиночестве.

— К сожалению, вероятно — да. — Эйно встал. — Ваше время драгоценно, Сергей, не будем тратить его попусту.

— Тогда — до свиданья. Или — прощайте, как вам будет угодно, геноссе Эйно. — Маг встал и медленно удалился.

Некоторое время Редрик и Эйно молча смотрели на закрывшуюся дверь.

— Ну, и каков наш русский ответ доктору из «Анэнербе»? — Эйно вновь отчего-то обрел беспечность.

— Поступить ровно наоборот. — У Редрика эти слова сложились сами собой, без усилий.

— Ты прав, Ред. — Эйно широко улыбнулся. — Поступить ровно наоборот. А вот почему — достаточно найти близких к диктатору людей с сильной волей, пусть даже с нулевыми способностями — и дело будет сделано. СВА всегда пренебрегала «простецами» — обыкновенными людьми. И напрасно. Пускай пишет отчет — хочет, на русском, хочет — на немецком. Шанс для проигрыша у него есть. Плохо другое — мы ничего не узнали об исчезнувших. Никакой информации нет. Сегодня посовещались — и без толку. Зато ясно другое — отец-маршал достал здесь очень многих. Посмотрим, как он вывернется завтра. А вообще, если хочешь знать, мне немного жаль того мальчишку из концлагеря. Выбора у него не было. Жизнь — или жизнь.

— То есть?

— То есть, Ред, этот артефакт перво-наперво убил его сущность. Мы не знаем, что это была за штука, не знаем, откуда ее достали. Значит, не знаем, что за существо живет в оболочке Леона Андруцэ. Похоже, тип из СВА тоже не до конца все выяснил. С такими тварями даже мне видеться не приходилось. Закрыть Запределье в целой стране! Но в любом случае, Ред, перед нами — не бог. А значит, он уязвим. Почти как наш герр доктор.