Борис Орлов - Будь готов!

…В прорезь целика «стечкина» он уже видел его широкую спину. Сейчас, вот сейчас он повернется левым боком, и тогда…

По руке ударили тяжелой палкой и он выронил оружие. Тут же обернулся: кто посмел? Никого. Удивленно посмотрел на руку. Рука была вся в крови, и только тогда он почувствовал резкую боль. Зашипел, нагнулся за выпавшим из простреленной ладони пистолетом…

— Стой, как стоишь, выродень! — резкий женский — нет, не женский — девичий голос. — Верхние лапы на голову, тварюга!

Он попробовал выпрямиться и тут же негромкий щелчок выстрела и ошеломляющий, взорвавшийся в голове фонтаном боли, удар по колену. Падая он увидел шагах в семи от себя девчонку. Совсем малявка, если бы только не холодные глаза, смотревшие на него с изуродованного длинным шрамом лица, и не винтовка с оптическим прицелом в руках.

Выстрелы во дворе стихли и рядом с девочкой оказался тот самый чужак, что так страшно и беспощадно расправился с его бойцами во дворе.

— Чайка? Живого взяла? — он отшвырнул ногой «стечкин», закашлялся, и тогда вдруг стало ясно, что он — совсем молодой. Лет двадцать, не больше…

— Так точно, товарищ старший звеньевой!

Лицо девочки озарилось такой радостью, что невольно подумалось: неравнодушна она к своему спутнику с такой странной кличкой «Старший звеньевой»…

— Молодчина! Гляди-ка: одежда какая! Не иначе как вожак он у этих выродней! — с этими словами парень нагнулся, одним движением сорвал с него пояс с кобурой и ножнами, отшвырнул его в сторону и принялся обыскивать — быстро, но тщательно…

— Слушайте, ребята, а может, договоримся, а? У меня есть… — удар заткнул ему рот, не дав договорить.

— Говорить начнешь когда спросят, — наставительно сказала девочка.

Парень начал вязать его. Так же, как и обыскивал — быстро, но тщательно. На прощание ткнул носком ботинка под ребра:

— Лежи смирно! Чайка, пошли!..

…Я спокойно шагаю вдоль забора. Бежать нельзя — бегущего и заметят, и услышат издалека. Когда бежишь — грудь вздымается, сбивая прицел. А нам этого не надо. Нам спешить некуда. Спокойно шагать, РПК — у плеча, только стволом — вправо-влево. Взгляд на мушке, слух напряжен. Это кто там за углом ножищами бухает? Кто это куда это торопится? Не торопись, мишень! Ты это зачем, выродень поганый, комсомольскую красную косынку себе на башку нацепил? Ты что — девушка? Чуть задержал дыхание…выстрел — и нет косынки. И башки — тоже. Спокойно. Дышим дальше…

Топот копыт и прямо передо мной возникают двое всадников. Один тут же рушится с седла — Чайка аккуратно проделала ему третий глаз в середине лба. Второй было начал разворачивать лошадь — удрать, но у меня на него другие виды. Бросок…

Так, теперь главное — шею ему не свернуть. В смысле — совсем… Удар по уху… Вот так — ляг, отдохни…

— Вот только вякни, — спокойным шепотом сообщает Чайка, держа нож возле горла пленника. — Рот открой, выродень…

Тот выпучивает глаза, но рот открывает беспрекословно. Катя быстро впихивает ему в глотку скомканный кляп, потом выжидательно смотрит на меня. Я быстро спутываю выродня загодя приготовленным шнуром:

— Пойдем, Чайка. У нас еще мишени есть. Этот никуда не денется…

На деревенской площади пятерки сходятся. Так, потерь вроде нет, но…

— Старшим десятков! Доложите о результатах! Потери?

— Уничтожены двадцать шесть выродней, двое взяты живьем, потерь нет.

— Уничтожены девятнадцать выродней, пятеро взяты живьем, один ушел. Потери — двое раненых. Легко.

— Уничтожены восемнадцать выродней, четверо ушли. Товарищ старший звеньевой, их живыми брать тяжело — они большие и верхом! Потерь нет.

Пятеро ушли, уничтожено — шестьдесят три, живьем взято — семеро. Всего получается семьдесят пять. Наверное — все, хотя надо еще обыскать все дома и подвалы… А это еще кто? А-а, местные…

К нам боязливо приближается человек семь-восемь. Все бородатые, так что возраст определить трудно. Одежда — не очень, ну да это — дело поправимое. Сейчас выродней разденем, отстирают, ушьют и ладушки…

— Эта… Подобру-поздорову, ребятушки!

— Здравствуйте, товарищ, — дипломатично отвечаю я и привычно салютую. — Скажите, вы в этой деревне … командир? Или кто?

Бородач мнется, затем интересуется:

— А вам, ребятушки, для чего? Ежели вы дань, так мы этим все снесли — это и забирайте. А только по справедливости было бы чуток скостить: вас же почитай вдвое меньше будет. Вам столько и не съесть…

Он что, нас за выродней посчитал?! Да я его!.. Неимоверным усилием воли беру себя в руки, улыбаюсь:

— Вы, товарищ, верно недопоняли: мы — не выродни, и ничего у вас брать не собираемся. Если вы согласитесь обменять на что-нибудь трофеи: оружие, одежду, лошадей — мы с удовольствием обсудим это с вами или с командиром вашей деревни.

На лице бородача отражается усиленная работа мысли, а потом он внезапно спрашивает:

— А вы сами-то кто будете?

— Мы, товарищ, пионеры из Пионерской Республики. Поисковое звено. Я — командир звена, старший звеньевой Малов Алексей. А вас как зовут?..

…Он до самого конца не верил в то, что сейчас произойдет. Ну повесить, расстрелять, утопить, на кол посадить, наконец — да мало ли этих способов убийства! Но чтобы из него сделали животное?! Разве так можно?!!

И только тогда, когда двое здоровяков в красных шейных платках поволокли его к большой деревянной лавке, от которой в этот момент отвязывали Рыжего, зажимавшего руками окровавленный пах — только тогда он понял, что это — на самом деле. И заорал так, что люди на площади шарахнулись в стороны.

Его ловко прикрутили к лавке и над ним склонились два человека в марлевых повязках на лицах. Один из них похлопал его по щеке:

— Не дергайся, дурашка. Больно не будет…

…Мы лежим на чистых простынях, под настоящими одеялами. Мы отмылись в банях, нам постирали и зашили одежду — всем, даже девчонкам! Нас накормили вкусным, горячим ужином — с наваристыми щами, пирогами и домашним квасом. Правда часовых я все равно выставил: пятеро выродней все же ушли. Да и кто его знает, что у этих деревенских на уме?

Во время операции над выроднями, которую, как и всегда, проводили показательно, многие из местных жителей испугались, даже плакали, вроде… Хотя живых выродней, после того как их сделали мирными — молодцы санитары, только один умер! — они у нас взяли. Обменяли каждого на мешок муки и десять килограммов ветчины.

И вообще: ведут они себя непонятно. Наших мальков называют «сиротинками», хотя у них, почти у всех, хоть один из родителей жив. А нас — «минусовиков» — почему-то именуют «зверьми» и «беспамятными». А еще они тут в бога верят. Говорят, что им нас бог послал.

Мы пытались им объяснить, что бога — нет, что это только сказки, а есть Вожди Пионерии, которые создали нашу Республику, и если нас кто и послал, так это они и их наследники — Объединенный Совет Дружин. А местные только вздыхают и говорят что мы — еще дети! А какие же мы дети, если этих выродней мы побили, а они — не смогли? Кто же из нас тогда «дети»?