Борис Орлов - Будь готов!

Передо мной лежит мертвый выродень, в руке которого зажата «Гроза». Обалдеть! Я такое оружие всего два или три раза в жизни видел, а тут, у выродня… С ума сойти!

Подбираю редкость, вешаю на пояс. Пригодится, честное слово. Ну что, пойдем с раненными потолкуем?..

— Ты кто такой? — спрашиваю я сурово, наклонившись над хромым. — Отвечай, тогда не будешь мучиться…

Он смотрит на меня с ненавистью и… А пожалуй и с презрением. Ну, дожили: нас уже выродни презирают! Ничего-ничего, вот придут сюда три-четыре отряда юнармейцев, вот тогда и посмотрим, кто кого презирает…

— Кличку свою назови, выродень, — вмешивается Чайка. — Быстро, пока мы добрые…

Внезапно меня пронзает ощущение, что что-то идет неправильно. Я прыгаю на Катю, сбиваю ее с ног, прижимаю к земле, накрыв своим телом. Глухой взрыв и спину словно пронзает раскаленным гвоздем. Паскуда!..

Будто повинуясь неслышному приказу, оба выродня подорвали себя гранатами. У нас первая и единственная потеря — осколки ссекли малька Ванечку из второго. Пятеро, включая меня, схлопотали легкие ранения. Но не это самое страшное, хотя Ванечку жалко до беспамятства…

Кто и где видал, чтобы выродни НЕ СДАВАЛИСЬ?!!

Эту ночь, как и предыдущую, я почти не спал, размышляя над открывшейся мне истиной. Второе Преображение Господне свершилось!.. Владимир, Аркадии, Евгений — Святая, неделимая Троица еси! А мы, Ни схимники, ни иные иноки, не смогли увидеть сего, а я — недостойный!.. Сии юные строят Царство Божие на земле, строго блюдя законы Божие, истово поклоняясь Пресвятой Троице, без них! Без вас, святые отцы! Потому что лишь я!.. Так неужели же я останусь в стороне, неужели я?..

Виталий Негуляев, носящий высокий сан тимуровца, почитающего своим долгом следить за чистотой помыслов и верностью деяний остальных, просветил меня о новых Заповедях Божьих более подробно. Он рассказал, что у пионеров нет денег, что все они, словно Апостолы, собираются ежедневно на общую трапезу, что всяк трудится во благо всех, а не ищет лишь выгоды для себя. А что молебны их сборами именуются, что храмов они не возводят, так разве Христос во храмах проповедовал?..

Единственное, что меня смущало, так это их отношения между мужчинами и женщинами, но поразмыслив, я понял, что и в этом они правы. Разве не сказал Господь наш «Плодитесь и размножайтесь»? Разве не было Марии Магдалены? Разве не уверовала Мария Египетская? А если так, то отчего старая церковь считает женщину сосудом греха? Разве Христос не искупил страданиями на Кресте греха первородного?..

Вот эти мысли не давали мне покоя, гнали от меня сон. Но не только они…

Днем посланные в дозор вернулись, сообщив, что обнаружили в лесу странные следы. Если бы я увидел их один, то верно, решил бы, что ползли по земле гады ползучие, размеров предивных и постарался бы уйти поскорей, вознося в сердце своем хвалу Господу, что не попался сим гадам навстречу. Но Алексей, что нашим невеликим воинством командует, вмиг стал серьезен. Мне же Мария пояснила, что след такой оставляют телеги безлошадные, кои остались в иных местах после Конца Света. И такие телеги могут быть у разбойников, коих пионеры выроднями именуют. Что и верно: кем еще назвать врагов Царствия Божия, что малые дети, отроки да юноши строят, отчаявшись поддержание и вспоможение со стороны зрелых мужей получить? Выродни, они, выродни — Бога, правду и самое человеческое свое естество забывшие!

Я видел, как малый отряд готовился к бою смертному, как самые юные оружие свое приуготовляли ко брани кровавой, и понял: нет и не будет мне прощения, коли я, силой и здоровьем не обделенный, покину сих малых в час испытания грозного! Господи! Укрепи десницу мою, дабы обрушил я всю тяжесть гнева Твоего на филистимлян новых!..

— Товарищ старший звеньевой.

— А, это ты, Алеша… Что тебе? Только очень прошу: говори по-нормальному, а то ведь видишь сам…

— Товарищ старший звеньевой, повелите выдать мне оружие. Я буду вместе с вами сражаться…

Алексей изумленно оглядел меня с головы до ног:

— Оружие тебе? Слушай, Леш, а ты хоть пользоваться им умеешь? Ну то есть, ты пойми: мне не жалко, но… Ты вообще хоть раз стрелял?

— Не доводилось, увы… Но Господь не оставит своего слугу без поддержки и милости своей…

Двое отроков, слышавших наш разговор, тихо хмыкнули, но тут же смолкли под строгим взглядом Алексея. А тот, успокоив младших, повернулся ко мне, приобнял правой рукой за плечо:

— Леш, ты пойми меня правильно, но толку от такого стрелка не будет. Вред один. Оружием нужно учиться владеть, вот я, к примеру, уже одиннадцать лет, как с оружием неразлучен, а так… — он, словно бы смущенно, развел руками. И увидев, должно быть, досаду на моем лице, продолжил, — Да ты не переживай, Леха! Ты ж у нас санитар — высший сорт! Поможешь, в случае чего, раненым…

Огорченный я пошел было прочь. Да, он прав, и всякому делу необходимо долго и прилежно обучаться, но… Ведь там будет битва за Царствие Господне, а я…

Оклик Алексея остановил меня:

— Леш, ну раз уж ты так… Вот к Магерову в распоряжение поступишь, — и он показал мне невысокого крепыша. — Поможешь «Утес» тащить, а то у него второй номер — малек. Заодно и повоюешь. Только вот что, Леш, я тебя прошу… нет, не прошу — приказываю: никуда без разрешения Витьки не лезь, делай только то, что он говорит! А не то…

— А не то тебе, Леха, Маринка шею за своего ненаглядного свернет — добавляет под дружный смех остальных старший лекарь Самохин.

Мария, узнав, что я пойду в бой вместе со всеми, очень огорчилась, а потом долго объясняла мне, чего нельзя делать. И вставать нельзя, и выглядывать нельзя, и разговаривать нельзя, и вообще — лучше всего не шевелиться!

Ее забота глубоко тронула меня, но и несколько разозлила. Разве я — младенец бездумный, или как они выражаются — «малек»? Самым покорным тоном, на который я только был способен, я спросил Марию, пристально глядя ей в глаза:

— Все исполню, как ты и наказываешь. Только прежде ответствуй: дышать-то мне дозволено али нет?

Стоявшие рядом пионеры негромко рассмеялись, а Мария вспыхнула и вдруг…

Она прижала меня к себе так, что я буквально почувствовал, как размягчаются мои кости:

— Дурак, дурак! Вот если тебя убьют, я что буду делать? — и вслед за этими словами она вдруг с силой поцеловала меня в губы.

Она уже ушла, а я стоял, словно пораженный громом небесным. Во мне просыпалось нечто, чему я пока не находил названия, но что приятно и сладко будоражило меня… Остановись, нечестивец! Ты, постриг приявший, как смеешь ты помышлять о мирском и греховном?!!

«Утес» оказался тяжелым — не менее полутора пудов. Я пристроил его на плечо и быстро зашагал за Виктором, который нес на плечах станок и несколько лент. Сзади торопился «второй номер» — отрок по имени Николай, несший еще несколько лент. Мы шли по лесу, вокруг похрустывали ветки, шуршали листья, пронзительно вскрикивали редкие вспугнутые птицы. Но постепенно я начал понимать, что шум произвожу один я: остальные двигались, словно тени бестелесные. Бесшумные и незримые, они шли в бой, точно ангелы мщения Господня. Да они и были ими…