Виктор Ночкин - Слепое пятно

Костик ухватил Дитриха под локоть, тот уже не сопротивлялся, я едва ли не насильно стащил с плеча Тараса рюкзак ученого, забросил за спину и, насколько можно было, ускорил шаг, чтобы оказаться первым. Выброс или нет, а аномалии никуда не пропали, так что приходилось шагать осторожно, сверяясь с датчиком и поглядывая на растресканное полотно шоссе.

Я шел первым, позади пыхтящий Тарас волок пыхтящего Дитриха…

Перед нами уже никого не было — кто отправился к долговцам, свернули на развилке, а кто шел на восток, обогнали нас настолько, что пропали из виду. Донесся отдаленный гул, странное ощущение, нигде, кроме Зоны, я не встречал подобного. Звук шел не снаружи, а словно рождался внутри черепа, заставлял вибрировать кости, так что пробивала мелкая дрожь.

— Что это? — пролепетал Вандемейер.

— Это Зона. Ничего, ничего… Зато после расскажете Взыскующим, что слышали голос бога. Не спешите, мы успеваем.

Последнее замечание мне пришлось сделать, потому что Костик, железный человек, так рванул, увлекая Дитриха, что стал обгонять меня, а это не годилось — я отлично помнил, что впереди на шоссе поджидает парочка «гравиконцентратов». Да, два как минимум, а сейчас, перед Выбросом, все сделалось и вовсе непредсказуемым, аномалии могли смещаться совершенно удивительным образом, могли исчезнуть, но могли и возникнуть новые…

В нескольких десятках шагов перед нами на дорогу выскочил громадный кабан, рыкнул и ломанулся в кусты на противоположной стороне. Следом, хрюкая, рыча и пронзительно вереща, поскакало стадо — десятка полтора голов, если считать визгливую малышню. Кустарник по обочинам вмиг перестал существовать, развалился, изодранный клыками, вбитый в грунт тяжёленными копытами.

Мы замерли, сжимая оружие, — но звери не глядели в нашу сторону, они неслись не разбирая дороги, среди них я заметил нелепо взбрыкивающую тонкими паучьими ногами небольшую псевдоплоть… Интернациональная бригада скотов.

— Вперед! — бросил я, когда стадо прогрохотало через шоссе и скрылось в лощине. — Это может быть началом гона. Скорей…

Я рванул из последних сил… Удача, богиня моя, где ты? Готовишь ли верному почитателю уютный подвальчик?

За спиной раздавалось отрывистое тявканье — похоже, за стадом неслась свора слепых псов, но мы не отвлекались на эти мелочи, тяжкое небо опускалось все ниже, грозило навалиться на плечи, прижать к асфальту, раздавить, размазать…

Впереди уже показались провалившиеся шиферные крыши, налетел порыв ветра, сорвал с мелко дрожащих тополей несколько пригоршней листьев, взметнул к налитому кровью небу, швырнул нам навстречу, несколько штук угодили в аномалию, прилипли к серому асфальту, распластались, вжались в трещины… Кричать я уже не мог, поэтому ухватил Костика за рукав, потянул в обход.

А за тополями, выстроившимися вдоль обочины, уже показались шиферные кровли. Вот и ферма. Мы свернули с шоссе, протопали сквозь растрепанные кусты к зданиям, я первым протиснулся в дверную коробку, зацепился предплечьем за вывернутую ржаную петлю… После открытого пространства внутри показалось темно, хотя Зона слепо пялилась сквозь прорехи в кровле тяжёлыми небесами. Я вытянул из нагрудного кармана несколько болтов, швырнул, не целясь, наугад… вроде чисто. Это может быть плохим признаком — говорят, перед тем, как накроет Выброс, аномалии исчезают. Странно, конечно… кто может это знать, насчет аномалий? Кто видел начало Выброса и остался в живых? Но так рассказывают, и я почему-то верю.

— Ищите, нам нужен подвал, — прохрипел я, с трудом выдыхая стремительно густеющий воздух. — Здесь обязательно должен быть…

Костик выпустил руку Вандемейера, и тот плюхнулся на пол. Я вытащил несколько болтов и двинулся в глубину, переступая через обрушенные стропила и шпалы всевозможного сора. Позади шуршал шифером Костик — разыскивал спуск в подвал под листами обвалившейся кровли. Но я помнил, что вроде где-то дальше… точно, вот он! И болтов не понадобилось, все чисто. Я узнал самодельный люк, здесь бандюки когда-то пытались обустроить схрон, но их давно вышибли, а подвал остался.

— Эй, сюда! Костик, волоки профа ко мне!

Я сбросил с крышки трухлявые обломки и взялся за импровизированную ручку — кусок доски, прибитый к люку дюймовыми гвоздями. Поднатужился и откинул — внизу валялась лестница, семь или восемь дощечек, прибитых к слегам. Лестницу уронили, придется прыгать. Я скинул вниз рюкзак и прислушался — как будто тихо. В таком погребе может завестись что угодно.

Костик подтащил Вандемейера и спросил:

— Слипый, а чому нэбо таке червоне?

— Красное? Мне пофиг, я дальтоник. Смотри, я сейчас спрыгну, и сразу вправо, а ты с «калашом» страхуй.

— А що там?

— Если повезет, совсем ничего.

О том, что может встретиться, если нам не повезет, я не стал говорить. Зачем? Я напоследок глянул вверх — небо в прорехах кровли выглядело как открытая рана, почему-то возникли мысли о сочащихся крови и гное… Тьфу, гадость. В голове стучало, руки ощутимо подрагивали — Выброс приближался. Уже вот-вот. Ну, удача… на тебя уповаю. Я перекинул «Гадюку» за спину, присел над люком, спустил ноги, взялся за трухлявую окантовку… и спрыгнул. Упал на левый бок, перекатился, хватая автомат, и сместился вправо. Тишина. Запах гнили — здесь влияние надвигающегося Выброса ощущалось несколько меньше, так что я различал запахи. И, к счастью, я не различал звуков. Любой звук мог означать опасность.

Фонарик я не включал, потому что все, что окажется за пределами светового пятна, будет невидимо. Лучше так… Наконец глаза привыкли настолько, что я стал замечать, как колеблется освещенность от движений Костика над люком. Тихо и спокойно! Спасибо, добрая богиня. Я оставил автомат в покое и взялся за лестницу, поднатужился и приподнял, просунул концы слег в люк. Понятно, почему лестницу убрали, иначе бы крышка не опустилась. Когда я, устанавливая лестницу, глянул вверх, глазам стало больно — темное небо, словно густая жирная масса, сочилось сквозь дырявый шифер, лезло в развалины… Костик подал мне рюкзаки, потом автомат Дитриха, наконец, самого ученого. Где-то в вышине начал нарастать глухой вой, вибрирующий на низких частотах. Я принял едва шевелящего конечностями Вандемейера, волоком стащил его по ступеням… потом посторонился, пропуская Костика. Тот, опускаясь, приподнял крышку люка, опер о торчащие деревяшки. Дитрих включил фонарик, укрепленный на жестком каркасе капюшона. Широкий луч осветил груды гниющего сора, раздолбанные ящики, россыпи консервных банок, изломанную пластиковую посуду и прочие приметы цивилизации.

Пока Вандемейер оглядывался, мы с Костиком аккуратно опустили лестницу, так, что крышка захлопнулась. И сразу стало легче.