Александр Прозоров - Битва веков

Он переставил лампу на крышку бюро, поднял один из конвертов, сломал печать.

— О, про меня вспомнил барон Тюрго! Интересно… — Андрей пробежал письмо глазами. —

Похоже, у них смута случилась, и он своих обещаний исполнить не сможет. Знамо дело, соседи. Коли у нас неурожай — стало быть, и у них голод. А это матушка… Благодарит за возвращение отца. Господи, как же давно это было? Я ведь с нею даже встречался после того, как она о его приезде отписала. Кто еще про меня вспомнил? Надо же, князь Воротынский! Вел себя так, ровно немилость царская ему безразлична, ан о моем обещании все же напомнил. Это славно. Я ведь как раз ради него в Москву и отправился.

— В Москве хлеб за последние два года тоже втрое вздорожал, — из-за самой спины добавила Варя. — Неурожай.

— Потому холопов и отозвали, — повернулся князь, — что в имении их прокормить проще. Каша, репа, рыба свои, да еще и ловить помогут. В столице же все за серебро покупать приходится. А доходов без урожая нет. Токмо государево жалованье и спасает.

— У тебя ведь, сказывал, корабельщики трудятся?

— А все едино… — Сложив письмо, спрятал его обратно в конверт Андрей. — Коли в землях неурожай, так и на товары спроса нет. Нет спроса — ладьи и струги без надобности. Без работы сидят мои корабельщики. Чего-то продали минувшим летом, но и им только концы с концами сводить хватает.

— Ой, горит что-то!!! — метнулась Варя в опочивальню, отшвырнула в сторону одеяло, ловким движением сгребла сразу все грелки: — Нет, вроде обошлось. Нигде не обуглилось.

— Зачем так с одеялом-то? — с усмешкой попрекнул Андрей, подбирая его с пола, кинул на постель. И так получилось, что лица их в это мгновение сблизились так, что он даже ощутил дыхание приказчицы. И даже коснулся ее губ своими губами. Равновесие было окончательно нарушено, и оба вместе упали на горячую и влажную постель…

…Впрочем, когда они стали способны это заметить — белье уже успело и остыть, и просохнуть.

— С приездом тебя, боярин, — с улыбкой поцеловала его Варя спустя пару минут после окончания бурной и сладкой схватки. — А то ведь и не узнать поначалу было.

— Здравствуй, Варенька… — Андрей перекатился на нее, топя в перину, посмотрел в глаза, медленно склонился, крепко поцеловал в губы. — Сокровище мое.

— Уж какая есть, — усмехнулась та. — Теперь пусти, княже. Идти мне надобно. Хлопот много.

— Какие у тебя могут быть хлопоты, коли я здесь? — укоризненно поцокал языком Андрей. — Али не мне ты служишь?

— Малой хитростей сих не разумеет, княже, — покачала головой женщина. — Он мамку первый завсегда требует. Подать ее сюда, и все тут!

— Что за малой? — отодвинулся князь.

— Сын у меня по осени родился, боярин. — Приказчица села, оглянулась по сторонам. — Эк одежду-то разметало. Ровно ураган.

— Он и был. Чей сын-то?

— Знамо дело, мой, — оглянулась через плечо женщина, поднялась, взяла с подоконника и встряхнула, расправляя, платье. — То вам, мужикам, сего не в жисть не угадать. Мы же своих детей завсегда точно знаем.

— Ну да, ну да… — Разумеется, это был дурацкий вопрос. Но Андрей все же попытался наскоро посчитать в уме: «Осень, минус девять: получается зима…»

Это где же он тогда был? Мог — в Москве. А мог — и в дороге. Стараниями царскими о прошлом годе поноситься по городам и весям пришлось изрядно. Но зиму вроде бы он пару раз застиг здесь… Или нет?

Знать бы заранее — хоть метку бы какую в бумагах поставил!

Варя уже забралась в платье и завязывала платок.

— Подожди! — отбросил одеяло он. — С тобой хочу сходить. Хоть гляну, кто от меня первую любовь отнимает.

Варя вздрогнула, резко повернула к нему голову… И промолчала. Жизнь успела научить ее и смирению, и разумности, и фатализму. Теперь она даже не пыталась намекнуть на то, кто именно является отцом ребенка. Приказчица хорошо понимала, что родовитый князь никогда не признает своей связи с холопкой. И не получится ничего хорошего, если раздувать конфликт там, где проросли семена искреннего чувства.

— Коли интересно, пойдем. Мальчик уродился крепким.

Андрей натянул шаровары, влез в рубашку, опоясался — чисто по привычке, без недобрых мыслей. Нагоняя стремительную Варвару, спустился на первый этаж и вскоре оказался в небольшой комнатенке, зажатой между кухней и печыо княжьих покоев. Здесь, у бревенчатой стены, разгораживающей помещения, и покачивалась подвешенная к потолку плетеная колыбелька. Чуть дальше, под темным окном, стоял узкий топчан с соломенным тюфяком.

— Ты б его еще в чулане спрятала! — полушепотом попрекнул Андрей. — Нечто во всем дворце места поприличнее не нашлось?

— Ты, боярин, может, и князь, — насмешливо хмыкнула Варя, — а все едино мужик бестолковый. На кой ляд ему твои горницы расписные, коли самое теплое и уютное место завсегда здесь, где от кухни тепло, а от печи не жарко? Далеко печь, в трех шагах. Даже когда топишь, все едино не жарит.

— Тепла тут много, а свежего воздуха нет, — парировал Андрей. — Дыра-то над постелью, небось, вовсе не открывается.

— Свежий воздух летом хорош… — начала отвечать приказчица, но князь отвлекся на румяные щеки крепыша, что посапывал в колыбели, и на его плотно сжатые розовые кулачки, высунутые из-под одеяльца.

— Как назвала? — спросил он, склоняясь над ребенком с глупой незваной улыбкой.

— В монахинях не бывала, святцев не помню, — ответила Варя. — Крестить стану — скажут.

— Меня крестным отцом позови, — твердо приказал Андрей, толком еще не успев понять своего отношения к младенцу. Он не мог быть родителем безродного ребенка. Но стать его крестным князю не запрещали никакие законы и обычаи.

Такая доброта знатных людей к потомкам простолюдинок встречалась сплошь и рядом.

— Андрей обидеться может… — неуверенно отказалась Варя.

— Не обидится. Я с ним поговорю, — шепотом пообещал Андрей, и осторожно, одними губами, коснулся лба ребенка. Отступил. — Постель, смотрю, одна. А где мальчишка-то спит?

— Сам сказываешь, дворец большой, — улыбнулась приказчица. — Теперь ступай, мне кормить надобно. Тебе же отдыхать после дороги.

— Да мне и здесь тепло.

— Ступай, княже, — покачала головой она. — Не смущай. И место тут токмо для одной…

Малыш многозначительно зачмокал пухлыми губками.

— Ладно, корми, — смирился князь. — Ныне он здесь хозяин. Будем надеяться, и впредь не подведет.

Князь Сакульский поднялся в свои покои, подбросил в печь еще пару поленьев, перешел в опочивальню и поперек перины упал на постель.

Итак, у него родился сын. Славный розовощекий малыш, вызывающий в сердце приятную щемящую теплоту. Сын, снова рожденный не от жены, а от первой познанной им в этом мире женщины. Вот уж больше шестнадцати лет прошло с момента их первой встречи, но Андрей так до сих пор и не смог понять своего отношения к Варе. Князь любил свою жену. Он был совершенно уверен, что, кроме Полины, никто не нужен ему в этом мире, что именно с ней он желает провести все отмеренные ему провидением годы, рядом с ней желает встретить старость, вместе с ней радоваться успехам детей и переносить испытания, коли они выпадут на их долю. Он любил свою жену…