Андрей Белоусов - Мнимые люди

Пережив психическую атаку и жестокие нападки мутантов, солдаты вновь готовы были нанести удар — последний удар. Удар, должный наконец-то поставить точку в затянувшемся противостоянии, людей и нелюдей.

Министр обороны, как и обещал, выполнил свою задачу, казалось бы с блеском. Если бы не одно но… Да свежие силы хлынули широким потоком со всей России, постепенно вливаясь в ряды регулярных войск, стоящих у границ Москвы. И фронт более или менее укомплектовали. Но кем?..

В самом начале, когда была объявлена всеобщая мобилизация по всей стране, гражданские не очень-то и ретиво стали записываться добровольцами. И вот тогда, ничтоже сомневаясь, высокое начальство применило, на их же собственный взгляд, гениальный ход. Привлечь людей на денежный мякиш. О! Гениальный ход возымел популярность. Люди со всей страны, как утки, бросились заглатывать, предложенный им мякиш. И дошло до того, что предложенная цифра, была даже преувеличена на пару сотен. Казалось бы чего ж ещё-то надо? Радоваться надо! Собрали, такую силищу. Ух, теперь-то мы им покажем где зимуют раки.

Но дело-то всё в том, что рано было радоваться-то. Собрать собрали. Но вот кого? В основном, на денежный мякиш, повелся, так называемый, обиженный жизнью люд.

И кого там только не было: и бомжи, и пьяницы, и наркоманы. В добровольцы записывались люди с психическими расстройствами, люди с криминальным прошлым, настоящим и будущим. Короче — на службу шли так называемые «сливки общества» вычерпанные с самого дна жизни. Ну а кто ещё в здравом уме пойдёт на локальную войну? Разве что, только те у кого не по-детски развито чувство патриотизма. А больше никто…

«Кого понабирали?! Боже мой! — хватаясь за голову гневался сокрушаясь генерал Овчаренко, получая донесения о подкреплении. — Это же какой-то сброд! Сброд он, и есть сброд!».

А ему отвечали в высших инстанциях:

«Берите кого дают и не ропщите. Вам нужны были люди, получите».

«Но как прикажите с ними воевать? — метая молнии негодовал генерал, читая отписки и выслушивая нападки вышестоящего начальства. — У них же никаких представлений насчёт военной службы. Они же ничего не знают и не умеют. Большинство и оружия-то никогда не держали в руках, разве что, кухонным ножом махали перед своими жёнами. Напялить форму ещё не значит стать солдатом. Как я буду воевать? — гневно взывал он».

Ответ же был даже очень прост:

— Учите, учите и учите, — наставляло высшее командование.

Делать нечего. Пришлось генералу и его подчинённым в самом деле, в срочном порядке создавать учебные центры, где весь тот «сброд», что поступил под его командование, мог пройти ускоренный курс «молодого бойца» и в конце концов, хоть чему-то да научиться.

И один из самых крупных подготовительных центров, расположили в «Куркино», некогда процветающем и довольно молодом городе. Правительство Москвы, кстати сказать, возлагало на него большие надежды в своё время. Проводило всевозможные эксперименты по благоустройству, надеясь решить в будущем проблемы быта населения и урегулировать жилищную проблему, остро вставшую в последние время на первое место, среди прочих. Московское начальство влило в «Куркино» огромные средства, благоустроило, сделав из города конфетку всем на удивление, пойдя по пути европейских стандартов размещения жилья и инфраструктуры. Жить да и радоваться только.

Но начавшаяся война, а в последнее время, те события, что происходили в Москве, никто иначе не называл, Куркино, как и многие города-сателлиты, пришло в запустение и упадничество. Покинутый город — город призрак. Некогда яркое пятно на лике столицы, так же как и Москва, Куркино погрузился в серый, мрачный сумрак. Сумрак не явный и не зрительный, а сумрак, что бывает лишь в душах людей, когда теряют они надежду на жизнь.

Тщательно облагороженные улицы и ухоженные парки, погрузились в буйство и непосредственность, диктуемое самой матушкой природой, стоит лишь не надолго потерять над нею контроль. А жилая часть Куркино, в отличие от столицы, вообще представала пред сторонним наблюдателем в виде полного и тотального запустения. Его улицы не были запружены брошенными впопыхах, машинами. Окна и двери домов, были целы и находились на своих местах. Жилые здания и учреждения, заперты на крепкий замок. Ни одной брошенной или бесхозной вещи. Ни одного следа разрушений или пожара, не коснулось лика города. Всё чинно и мирно. Вот что значит — люди покидали город не спеша и последовательно. Но всё равно, Куркино всем своим, нетронутым видом, навевал какое-то гнетущие чувства одиночества и заброшенности, заставляя стороннего наблюдателя, бежать и бежать без оглядки из этих покинутых чертог.

С приходом же военных, город немного преобразился — наполнился жизнью, что ли, но так до конца и не расстался с аурой обречённого забвения. Эта аура обволакивала людей со всех сторон и давила… Давила на них, давила на их психику. Отчего, даже самые чёрствые и не пробиваемые, передвигались по городу хмурые и злые с нервозно напряжёнными лицами. И ссутулившись, вжимая голову в плечи, стремились они скорей покинуть открытые пространства, чтобы хоть за четырьмя стенами почувствовать себя немного защищёнными от внешней таинственной угрозы.

Именно в Куркино, люди впервые сталкивались с реальностью обстановки, творящейся вокруг. Прежде незнакомые с действительностью, пребывали они со всей страны, так сказать навеселе: шуточки, байки, песни, анекдоты. И вдруг, всё менялось…

Перейдя некую невидимую границу, никем не установленную и неотмеченную на карте, весь благостный людской настрой отрезало начисто. Лица людей напрягались, теряя выражение беспечности. Расслабленное тело сжималось в пружину, а руки, то и дело, обшаривали пространство, в поисках хоть какого бы то ни было оружия. И не было больше слышно ни шуток ни песен, ни анекдотов, потому что обескураженные люди как-то сразу замолкали, а если и переговаривались, то только шёпотом, постоянно, в непроизвольном порядке, то и дело бросая по сторонам настороженные взгляды.

И самым явным признаком опустошенной ауры города, так пугающая людей, являлась нереальная тишина. Тишина пустоты — это тишина особого рода. Она не такая, которую можно например отыскать, если выехать из шумного и загазованного города на природу и там вдыхать её самую, полной грудью. Нет. Там тишина умиротворённая, ласкающая слух и убаюкивающая воспалённый мозг. Тишину же пустоты, можно разве что сравнить только с тишиной царящей на погосте. Но даже и это сравнение будет уж слишком бледным и пресным. На кладбище, как бы это сказать, тишина пропитана своего рода одухотворённостью, печалью и прямо сказать, некой таинственностью, но как правило не то, чтобы злой, а как бы, окруженной неким ореолом тайны, бередящей наш ум и наше воображение, приоткрывая перед нами завесу потустороннего мира. И кстати сказать, иные незрелые личности, как раз питаются этой тишиной кладбищ, находя в ней некую привлекательную изюминку для себя и для своей неспокойной души.