Марина Абина - Грибница

И вовсе она не провалилась. Она просто упала на пол. Выпала из её пальцев и упала вниз. Вот и всё. Её нет в карманах, потому, что она лежит сейчас на сером и холодном бетонном полу в подвале, где-то здесь, рядом с ней самой, тоже лежащей на этом же твёрдом и просто ледяном бетонном полу.

Теперь женщина принялась шарить руками вокруг себя. Натруженные шершавые ладони мягко шелестели, касаясь ещё более шершавой поверхности пола. Действительно, бетонный пол. И чего, спрашивается, она разлеглась тут? У неё же больные почки и радикулит.

А! Она же упала, как и её таблетки, взяла и упала на этот гадкий грязный пол, да ещё и ударилась бедром об табуретку. Поэтому, у неё болят не только голова и сердце, а ещё и нога.

И всё из-за этого старого кретина. Ну, надо же было так напугать её! Прикинулся умирающим, а она, дура, поверила, таблетку ему искала. Да где же этот чёртов валидол?

Фёдоровна рискнула повернуть голову и приоткрыла один глаз. Прямо перед своим лицом она увидела упаковку таблеток, но чтобы их поднять ей пришлось перевернуться на бок и дотянуться до них правой рукой. Лежать на левом боку было тяжело, и она снова откинулась на спину. Надоедливый лучик уже успел переместиться куда-то вверх, и больше не слепил глаза. Фёдоровна отправила в рот сразу две таблетки со вкусом ментола и принялась старательно их рассасывать. На её счастье, в ближайшие двадцать минут она не вспомнила событий, приведших к её обмороку, и истрёпанное сердце получило так необходимую ему передышку.

Почувствовав некоторое облегчение, Фёдоровна решила, что её бедным больным почкам и пояснице вполне достаточно лежать на холодном полу, и попробовала встать. Охая и постанывая, она снова перевернулась на бок, потом на живот и встала на четвереньки. Немного постояла так, отдыхая. После этого она смогла подняться на колени и, оперевшись рукой об одно из них, тяжело поднялась на ноги. Так встают с пола старые люди. Старые и больные люди, которым некому помочь, кроме них самих.

Фёдоровне сразу же захотелось сесть, но, оказывается, проклятый табурет тоже решил поиграть в эту игру и валялся, опрокинутый, на полу. Наклониться, чтобы поднять его, у женщины не было сил, и она осталась стоять, слегка покачиваясь от слабости и головокружения. Спустя десять минут она всё же нашла в себе силы поставить табурет на ножки. Как только она уселась на него, ей сразу же полегчало.

Теперь Фёдоровна вспомнила и о Саныче, из-за которого с ней приключилась эта оказия. Она подняла глаза и буквально наткнулась на его полубезумный взгляд. У мужика был такой вид, будто бы он только что проснулся с перепоя и страдал жутким похмельем. Глаза его были красные, дикие, и смотрел Саныч на неё так, словно она превратилась в какого-то жуткого монстра или в приведение. Если б Фёдоровна не знала, что Саныч сидит прикованный к железной трубе, то подумала бы, что дед раздобыл где-то водочки и накушался ею аж до белой горячки. С ним явно было что-то не так.

— Чего уставился-то, а? — сердито спросила она. — Опять за свои штучки взялся, поганец старый? Чуть в могилу меня не отправил, идиотина несчастная! — Фёдоровна захрустела упаковкой валидола и демонстративно отправила в рот ещё одну таблетку. Саныч внезапно заулыбался, совершенно беззлобно и как-то по-глупому, словно действительно был изрядно пьяненький. Потом он облизал пересохшие губы и заговорил какими-то загадками.

— Прости меня, Фёдоровна, — хрипло прокаркал он и снова облизал губы. — Я старый брехун, типуна мне на язык. Ты не поверила? Ну и правильно — то всё брехня. То я со злобы словами накидал. Старый дурак!

— О чём это ты? — удивлённо спросила женщина. Разве он вообще говорил что-то? Наоборот, он сидел и молчал, не реагируя на её оклики. Именно поэтому она занервничала и, заторопившись к нему, споткнулась об этот проклятый табурет и упала так, что потеряла на несколько минут сознание. Но тут она вспомнила солнечный лучик, разбудивший её, и поняла, что должно быть, прошло не несколько минут, а гораздо больше времени. Да и не спотыкалась она об табурет. Нет, она просто упала на него. Теперь она вспомнила как, уже падая, подумала, что непременно расшибётся об него. А падала она, потому, что ей стало плохо… ей стало плохо от того, что рассказал ей Саныч о Серёже, о Кирилле и об остальных хлопцах. Он говорил, что… Ох! Нет! Не может этого быть!

Фёдоровна почувствовала, как сердце её сначала замерло в груди, а потом снова забилось, но с таким надрывом, что каждый его удар казался последним. Под лопатку вонзилась раскалённая добела игла, и женщина почувствовала, что вот-вот снова потеряет сознание. Она заставила себя выпрямиться на табурете и, не обращая внимания на то, что каждый вдох отдавался острой болью в груди, задышала глубоко и ровно. Вскоре сердце успокоилось, дышать стало легче. Фёдоровна осознала, что слышит испуганный голос Саныча, который звал её по имени, спрашивал, что с ней.

— Фёдоровна, шо с тобой? Погано? Фёдоровна! слышишь, Фёдоровна?

— Помолчи, — слабым голосом ответила она. Голова раскалывалась от боли, и даже думать было больно, но она спросила. — Это всё правда?

— Типуна тебе на язык! — закричал Саныч. — Нет, я всё придумал!

— Значит правда, — из глаз женщины ручьём полились слёзы. — Господи, какой ужас. Бедная девочка. Бедная малышка! Как же они могли? — и она разрыдалась.

— Забудь про всё, Фёдоровна, — устало сказал Саныч. — Забудь, потому что ничего тут уже не сделаешь. Лучше молись Богу, шоб они Ирочку не схватили, а с ней и других женщин.

— Так вот куда они поехали? — воскликнула Фёдоровна. До этого момента она как-то не увязывала воедино раннюю поездку всех парней да ещё вместе с девкой и рассказ Саныча. Теперь всё стало на свои места, и её охватил ужас. — Господь не допустит этого! — не очень уверенно сказала она и тут же подумала, что раз Господь допустил такое раньше, то почему бы ему опять не закрыть на это глаза. Да и как вообще можно надеяться на Господа, после этого ужасного красного мора? Может быть, Бога тоже сразили красные споры? А на его месте теперь сидит тот, другой, кому красное к лицу?

— Да, и я так думаю, — отозвался Саныч со своего места, и в его голосе чувствовалось такое убеждение, что Фёдоровна невольно вскинула на него заплаканные глаза.

Сейчас он показался ей вовсе не пьяным, а просто неимоверно усталым и больным стариком. Не только она уже в летах, не только у неё старое и изношенное сердце. Кряхтя, женщина встала, и, волоча табурет за собой, медленно перебралась поближе к Санычу. У неё оставались ещё две таблетки валидола, и она заставила его взять их под язык.

Некоторое время они молчали. Возможно молились. А может быть просто отдыхали. Потом Фёдоровна стала расспрашивать его о прошлом, откуда родом и как жил до Пыления. Сначала неохотно и односложно, а потом, словно забывшись, Саныч поведал ей про свою жизнь.