Джеймс Дашнер - БЕГУЩИЙ В ЛАБИРИНТЕ

«Том, я только что положила начало Концу».

Наутро, при пробуждении, первое, что он увидел, был слабый, безжизненный свет. Поначалу ему пришло в голову, что он, наверно, проснулся раньше, чем обычно, что до рассвета ещё как минимум час. Но тут он услышал крики. А потом глянул вверх, сквозь зелёный балдахин листвы.

Небо было тускло-серым. Совсем не похоже на бледный свет раннего утра.

Он вскочил на ноги и, придерживаясь рукой за стену, запрокинул голову — ни малейшего признака звёзд или красноватого сияния занимающейся зари. Только одна серость — мёртвая и бесцветная.

Он бросил взгляд на часы — оказывается, уже на час позже, чем он обычно просыпался. Его уже давно должен был разбудить яркий свет солнца — так повелось с тех пор, как он появился в Приюте. Но не сегодня.

Он вновь глянул вверх с детской надеждой: а вдруг всё опять стало как раньше — нормальным и привычным? Но нет: на него по-прежнему смотрело серое небо — не затянутое облаками, не сумеречное, не предрассветное. Просто серое — и всё.

Солнце исчезло.

Около входа в Ящик собрались почти все приютели. Они тыкали в мёртвое небо пальцами и галдели, говоря все разом. Судя по часам, время завтрака давно прошло, народ должен бы уже разбрестись по своим рабочим местам. Однако нормальный распорядок жизни был нарушен — ещё бы, самый значительный объект в Солнечной системе вдруг ни с того ни с сего исчез!

Сказать по правде, Томас, наблюдавший весь этот переполох, вовсе не испытывал такого уж острого страха или всепоглощающей паники, хотя согласно инстинктам ему полагалось испугаться. Вместо этого он всего лишь удивлялся, почему остальные ведут себя как перепуганные куры, невзначай сброшенные с насеста. Мечутся, квохчут... Смешно и нелепо.

Конечно, солнце не исчезло — это попросту невозможно.

Хотя на первый взгляд именно так дело и обстояло: нигде не видно было ни малейшего признака яростного огненного шара, отсутствовали и косые утренние тени. Но ведь и он, Томас, и остальные приютели — люди достаточно практичные и рационально мыслящие, чтобы прийти к заключению об исчезновении солнца. Конечно, нет; должно существовать научное объяснение наблюдаемому явлению, и в чём бы оно ни состояло, Томасу было ясно одно: тот факт, что они больше не видели солнца, скорее всего, означал, что они не видели его изначально, то есть вообще никогда. Солнце не может взять и исчезнуть. Значит, их небосклон — искусственный. И всегда таким был.

Другими словами, солнце, которое два года согревало и освещало всех обитателей Приюта: и людей, и животных, и растения — вовсе не солнце. Его каким-то невероятным образом сумели подделать. Всё в этом месте было ненастоящим, фальшивым, искусственным.

Томас не понимал, зачем и кому всё это нужно и как такое вообще возможно. Но в чём он был уверен — так это в том, что его толкование событий истинно. Томас тоже мыслил рационально, и разум подсказывал ему, что его умозаключение — единственно возможное. Из восклицаний других приютелей он сделал вывод, что до такого объяснения происходящего пока никто не додумался.

К нему подошёл Чак. У Томаса дрогнуло сердце, когда он увидел на лице мальчика неприкрытый страх.

— Как ты думаешь, что случилось? — дрожащим голосом спросил Чак, не отрывая взгляда от серого неба. Должно быть, подумал Томас, у него уже шея затекла и горит огнём. — Похоже на серый потолок, такой низкий — кажется, прямо потрогать можно.

Томас тоже взглянул вверх.

— Да уж... Сразу наводит на мысли, что это за местечко — наш Приют. — Уже второй раз за последние сутки малыш Чак попадает не в бровь, а в глаз. Действительно, не небо, а потолок. Только помещение очень-очень велико. — Может, просто что-то вышло из строя? Я имею в виду — может, оно восстановится?..

Чак оторвал взор от неба и устремил его на старшего товарища.

— Как это — вышло из строя? Что ты хочешь этим сказать?

Прежде чем Томас успел ответить, в его сознании забрезжило туманное воспоминание: вчерашний вечер, на грани яви и сна он слышит голос Терезы: «Я только что положила начало Концу»... Не может же это быть совпадением? В животе у Томаса разлился сосущий холодок страха. Какая разница, как они объяснят, что здесь за небо да что здесь за солнце, настоящее оно или нет — его больше не было! И, разумеется, ничего хорошего от этой перемены ждать не приходилось.

— Томас? — Чак легонько похлопал его по плечу.

— А?

— Что ты имел в виду, говоря «вышло из строя»?

Надо было бы хорошенько подумать над ответом на этот вопрос, но мозг Томаса словно заволокло туманом.

— Ну... я не знаю... Мы ведь не всё знаем об этом месте, многого не понимаем. Но нельзя же вот так запросто взять и убрать солнце из космического пространства. К тому же, света всё-таки достаточно, чтобы нормально видеть, хоть он и не очень яркий. Откуда тогда этот свет?

Глаза у Чака стали огромными и тёмными, словно ему только что открыли самый главный секрет во вселенной.

— Точно, откуда свет? Что вообще творится, Томас?

Томас сжал пальцами плечо младшего товарища. Он остро чувствовал свою беспомощность.

— Ни сном ни духом, Чак. Ни черта не понимаю. Но, думаю, Ньют с Алби разберутся.

— Томас! — послышался окрик Минхо — к ним бежал Страж Бегунов. — Кончай прохлаждаться с Чаки и пошли! Мы уже выбились из графика!

Томас оцепенел. Ему почему-то казалось, что раз всё пошло кувырком, то и рабочее расписание тоже должно идти лесом.

— Как, вы собираетесь в Лабиринт? — озвучил Чак его вопрос, чему Томас был несказанно рад.

— Конечно, шенк! — отрезал Минхо. — А тебе не пора ли начать срань вывозить? — Он перевёл глаза с Чака на Томаса: — Если уж на то пошло, то теперь у нас даже ещё больше причин делать своё дело! Если солнца больше нет, то скоро и растения, и скот перемрут. Я так думаю, что наше положение становится более отчаянным.

Последнее утверждение поразило Томаса до глубины души. Несмотря на все свои идеи — те, которыми он поделился с Минхо — ему вовсе не так уж хотелось переиначивать весь устоявшийся порядок жизни Приюта. Его охватило возбуждение пополам со страхом, когда до него дошло, о чём толкует Минхо:

— Ты хочешь сказать — мы останемся там на ночь? И тщательнее исследуем стены, когда они начнут двигаться?

Минхо покачал головой.

— Нет, пока ещё нет. Но, может быть, скоро. — Он бросил взгляд в небо. — Мля, сплошная фигня с самого утра. Давай, двигаем!

Томас с Минхо похватали свои рюкзаки и молниеносно уплели завтрак. За всё это время Томас и двух слов не сказал. Его мысли постоянно кружились вокруг обесцветившегося неба и странных слов Терезы — во всяком случае, он считал, что это она говорила с ним, — словом, ему было не до разговоров.