Андрей Уланов - Автоматная баллада.

Айсман так и не понял, что случилось, ведь он отпустил спуск почти сразу, это должна была быть короткая уверенная очередь, патронов на пять, не больше. Только плевал я на то, чего Шемяка хотел, свинцом плевал! И даже когда пружина рожка виновато щелкнула, я все еще продолжал слепо тыкать бойком в горячую пустоту патронника. Пустота… вот ее–то я и чувствовал сейчас. Солнце в небе… голоса людей… все это было где–то далеко, в каком–то другом мире. Зачем, для чего, скажите, мне нужен мир, где нет Ее? Эмма… Надеюсь, она не успела почувствовать боль — ведь все произошло так быстро. Дубинка опустилась — и моя девочка, изящная, хрупкая… превратилась в мертвые куски металла и пластика… обломки. А я… смог лишь отомстить — только месть не воскрешает. Ну почему ты позволила этой дуре подставить себя?! Зацепиться… выскользнуть из рук… это же так просто! Мы ведь созданы не для смерти, мы рождены, чтобы убивать… …почему же ты решила — спасти? Глава 15

И когда рядом рухнет израненный друг, И над первой потерей ты взвоешь, скорбя, И когда ты без кожи останешься вдруг, Оттого, что убили его, не тебя. Ты поймешь, что узнал, отличил, отыскал По оскалу забрал — это смерти оскал, Ложь и зло, погляди, как их лица грубы, И всегда позади воронье и гробы. В. Высоцкий

БЫВШАЯ ВЛАДИМИРСКАЯ ОБЛАСТЬ, СЕРГЕЙ

— Не завтрак, а подметки какие–то, — Анна, скривившись, отодвинула в сторону миску. — Жуешь, а вкуса никакого. А ведь наверняка не жевала ты настоящих подметок, мысленно усмехнулся Айсман, на что угодно спорю — не жевала! Как и я — только я–то, прежде чем встретил Рудольфа, иной раз жрал такое, рядом с чем и подметка покажется говяжьей отбивной, нежненькой такой отбивной, с корочкой… до сих пор как вспомню, кишки к позвонкам прилипают! Вслух, впрочем, он сказал, вернее, прочавкал совсем другое: — Да ладно тебе, Ань. Что ты, в самом деле… — Есть я хочу. Нормальную еду! А не то дерьмо, что нам подсунули. — Более нормальной еды нам здесь не найти при всем желании, — примирительно произнес Сергей. — И продали нам эти люди то же, что и сами едят. — За дюжину патронов могли б и курицу дать! — Курицу? — повторил Шемяка. — Ну, подруга, мечты у тебя… эти курицы у них — единственные нормальные на леший знает сколько верст в округе! И то, слышала, что Василий вчера за ужином говорил? Без мутаций хорошо, если каждый седьмой цыпленок получается. Для них эти несушки на вес золота… которое, к слову, тут без надобности. «И еще лет сто будет без надобности, — подумал он, — а то и больше. Разве что Сибирь наша еще чуток поднимется и торговлишку какую наладит, заморскую. Хотя… чем эти убогие торговать–то будут? Да и вообще, будут ли они через сто лет?» Все познается в сравнении — только сейчас Айсман полностью осознал, насколько повезло Сибири. Без всяких кавычек повезло — тем, что не нашлось там большого количества целей, достойных межконтинентальной ракеты. А всякая мелочевка «малой и средней дальности» к ним за Урал попросту не дотянулась. Зато уж здесь, на бывшей европейской части СССР, натовцы развлеклись по полной программе. — Хочешь — сам доедай этот… силос! — И доем, — пообещал Сергей. — Свою долю прикончу и тебе подсоблю. А ты подумай, как дальше будешь нос воротить. Дальше–то, Василий говорит, с такими вот оазисами туго, а нам еще вокруг московского пятна крюк давать. — А я не очень–то нашему хозяину верю, — задумчиво проговорила Анна. — Больно уж он неохотно подробностями делится. — Что знает, — пожал плечами Шемяка, — тем и делится. Они же тут дальше подворья нос боятся высунуть… болотники и то не такие пуганые. — Вот–вот. И ты ему веришь? — Верю. Ань, ты сама подумай — у нас в скелеты и прочее тоже ведь далеко не каждый лезет. В гопачи народец куда охотнее идет, чем в следопыты. Да и с выживаемостью в нашей профессии не ахти как. А ведь у нас, Ань, как я сейчас понимаю, еще райские условия. — Райские? — Ну да, — кивнул Сергей. — Или ты думаешь, будто я только и делаю, что по скелетам шастаю? Не–е… у нас основная работенка и основной же доходец — заброшенные всякие места, из тех, что в Зиму повымерзали да повымирали с голодухи. Ну, на крайняк — эпидемиями повыкосило, это уже опаснее, там и подцепить чего можно. И скелеты наши… их же по пальцам сосчитать. Я всерьез только по Челябинску лазал да по Тагилу… ну еще на Ижевск один раз ходил. Ну а здесь… здесь, если на карте помечать местность, где щелкает как в наших ЗКЗ, карандашей не напасешься! Ты прикинь, как нам повезло, что Горький с Дзержинском перелетели, а дальше на юг тянуть не стали! Запросто могли ж плюхнуться в центре пятна — и вышли б уже зеленые да подсвечивающиеся. — Скачет, — неожиданно проронила Анна. Айсман недоуменно моргнул, а в следующий миг и сам услышал четкий перестук подков. — И верно, — сказал он, придвигаясь к мутному, наискось переклеенному бумагой оконцу, — несет кого–то спозаранок. И даже, — после короткой паузы добавил он, — не кого–то, а конкретно Мишку Горюхина. Ну, помнишь, белобрысый такой малец с фермы, где мы позавчера были? — Склерозом не страдаю. Отвернувшись от окна, Шемяка с тревогой посмотрел на девушку. — Ань, ты чего? — вполголоса спросил он. — Не с той ноги встала? Все утро, как псина цепная, кидаешься. — Не знаю, — Анна, отвернувшись, нервно теребила завязки рукава. — Не могу понять. Паршиво на душе. Мает. Громко хлопнула дверь. — Василий Афанасьич… о! — радостно пискнул влетевший в комнату Мишка. — Я как раз до вас. — И чего же ты «до нас»? — улыбнулся Сергей. — Так с новостью, — затараторил паренек. — К нам вчерась под вечер двое постучались, тож пу–те–шест и веники, в точности как вы. И тож один парень и одна девка, ой, простите, женщина. Парень, значит, постарше тебя будет, в черном таком… ну, вроде шинели, только из кожи, он вокруг башки косынку повязал, а на рюкзаке сверху шлем нес, белый такой, круглый, и к нему хвост еще пушистый прицеплен, вот. А дев… ой, женщина молодая совсем, ей лет, ну как Настене, не больше, веселая, у нее серьги колечками и на щеке треугольник забавный нарисован, а… — У этого парня, — медленно произнесла Анна, — есть два пистолета, верно? Два никелированных, с белыми накладками, в подмышечных кобурах… — Ой, а вы его что, тоже знаете? Он–то про вас расспрашивал, даже фотографию показал, вы на ней еще красивше, чем в жизни выглядите. А пистолет он мне даже подержать дал, большой такой, весь блескучий, с золотым узором и еще такое красненькое с крестиком… — Господи боже… Такой Анны Шемяка еще не видел ни разу. Девушка не просто побледнела — ее лицо заострилось, стало похожим на высохший лик какой–нибудь скелетной мумии. — Вот батя и подумал, — упавшим голосом закончил Мишка, — вам, наверное, про этих двоих узнать стоит. Так я с утреца на Доброго и к Василь Афанасьичу… — Это Черный Охотник, — прошептала Анна. — Кто? — Черный Охотник. Убийца по найму. Самый лучший на Востоке. А девчонка с ним — храмовая… бывшая рабыня… наверняка за какие–нибудь заслуги возвеличенная, из особо преданных.