Эдуард Иноземцев - Слипперы

После второго визита я поехал в Братеево, к Боре Ильину, а Маргарита вернулась на конспиративную квартиру. По-моему, она беспокоилась за наши деньги, которые теперь хранились в кухонном шкафу, в железной банке из-под халвы. Это была идея Маргариты, не самая лучшая, конечно, я с трудом представлял себе, чтобы Галина или Никанор свистнули их. Пятьсот я взял, чтобы заплатить Боре. Если, конечно, он успел что-то накропать.

Боря открыл дверь сразу, как будто ждал за дверью. Вид у него был очень сосредоточенный, но я знал, что вид этот обманчив. Обычно такое выражение лица было у Ильина тогда, когда ему хотелось пива или поесть. Или когда он смотрел порнофильм.

– Пива принес? – спросил он с порога.

Я кивком подтвердил, что принес, и только тогда Боря посторонился, пропуская меня в квартиру.

– Мама в комнате читает. Так что ты иди на кухню. Я в сортир и присоединюсь.

– Ты хоть руки моешь после сортира? – хмыкнул я.

– Не задавай экзистенциальных вопросов, придурок. Иди на кухню и жди.

Боря открыл замызганную дверь сортира и скрылся там от суеты мира. Я обошел ставший непременным атрибутом квартиры таз, стоящий посереди коридора, подметив, что он сухой, видимо из-за отсутствия снега, и направился на кухню. Кухонный стол был завален бумагами, исписанными корявым детским почерком. Как ни странно, Боря, обычно тянувший с заказами недели, на этот раз среагировал оперативно. Если, конечно, эти бумаги и были моим заказом. Или ему срочно понадобились деньги, даже за счет душевного покоя, или же заказ настолько его заинтересовал, что он приступил к работе незамедлительно.

Я сел к столу, аккуратно поставив пакет с бутылками на старый «Саратов», и быстро перелистал бумаги. Я не ошибся. В них действительно содержался ответ на мой вопрос. Но из-за корявого почерка было трудно сразу разобраться в тексте. Я собрался было прочитать внимательнее, но тут послышался шум спускаемой воды, и я поспешно отодвинул листки. Боря ревниво относился к своим текстам.

Скоро появился сам философ. Он все же вымыл руки, и от него на расстоянии пахло земляничной эссенцией. Подбоченившись, он серьезно взглянул на меня сквозь стекла толстых очков, потом перевел взгляд на свои бумаги.

– Ты читал мой текст?

– Да нет. Ждал тебя.

– Не ври. Я разложил листки по-другому. А где пиво?

– На холодильнике.

Боря подошел к холодильнику, взял пакет, вытащил оттуда друг за другом все четыре бутылки, поставил их с краю стола и сел. Потом открыл первую бутылку и приложился к ней. Одним махом отпив половину бутылки, он поставил ее рядом с остальными, вытер тыльной стороной ладони рот и только после этого взглянул на меня. Сосредоточенность уступила место удовлетворенности.

– Ну вот, я готов к обсуждению, – сказал он. – А где сигареты?

Я придвинул ему блок не самых дорогих сигарет, которые купил для него вместе с пивом. Боря вытащил из блока пачку, из пачки – сигарету и закурил.

– Душевный ты парень, – похвалил Боря. – Создаешь все условия для плодотворной работы.

– Спасибо. А где сама работа?

– Вот… – Он придвинул мне листки.

Я отодвинул их обратно:

– Я вряд ли разберу. Прочитай сам…

Боря мельком взглянул на свое произведение.

– Лучше я изложу тебе устно.

– Излагай, – согласился я.

– А ты пива не будешь?

– Нет. Пива я не буду.

– Ну, как знаешь. – Боря отпил из бутылки. – Я проделал довольно серьезную работу, к твоему сведению.

Я тоже закурил. Свои, более дорогие. И с интересом посмотрел на него:

– Ну, так излагай…

Вышел я от Бори погруженным в размышления. Оказавшись во дворе бело-голубоватого казарменного здания, каких здесь было полно, я сел на лавочку и закурил сигарету. Аура здесь, в Братееве, была довольно давящей. Как и во многих спальных районах Москвы. Одинаковые г-образные здания, однотипные школы и магазины, почти полное отсутствие зелени, в целом серость и одномерность. И люди с затюканными лицами, уныло бредущие по одинаковым тротуарам с пакетами, в которых одинаковый набор продуктов. Сигарета не помогла избавиться от ощущения, будто меня погрузили в какое-то желе. Да и думалось тут не очень. Я встал и двинул к реке, к остановке маршруток, собираясь доехать до станции «Каширская», пересесть на метро и по зеленой ветке добраться до Тверской. Шагая лучше размышлялось.

Боря подобрал мне двенадцать вариантов с двенадцатью разными значениями знака. Но с учетом реальностей Москвы и 2009 года, стоявшего на дворе, меня заинтересовал всего один вариант. Да и моему приятелю, с логической точки зрения, он казался наиболее верным. Речь шла о некоей странной организации под названием «Человек дня восьмого». Насколько я понял из его объяснений, она возникла в конце прошлого века где-то в Европе. Конкретно где – он не знал. Не сумел раскопать. Да это, собственно, было и не так важно. Важно было другое. Организация ставила себе целью возрождение человечества, и, что самое интересное, при помощи манипуляций с энергетикой человека. Знак, похожий на лежащую восьмерку и знак бесконечности одновременно, содержал в себе определенную философскую доктрину, которая и стала мировоззренческой базой для деятельности организации. Бог создал все живое за пять дней, на шестой сотворил человека, на седьмой отдыхал. Адепты же этой организации были поклонниками восьмого дня, потому что именно на восьмой день человек получил возможность самосовершенствоваться. Используя собственный ум и собственную волю. Одним словом, эта организация призывала человека, до сих пор остававшегося лишь Божьим творением, сотворить себя заново, в улучшенном виде. Ибо сотворенный Богом человек, по мнению адептов этой организации, оказался в историческом тупике. Исчерпал все свои возможности и тем не менее не пришел ни к любви, ни к гармонии, ни к радости. И даже наоборот – встал перед реальной опасностью самоуничтожения. Самоуничтожения нравственного, экологического, социального. По мнению адептов этой организации, впереди маячил апокалипсис. Как расплата за грехи, которые так и не были искуплены. И только сам человек и мог спасти себя. И, спасшись, устремиться в бесконечность познания и развития. Отсюда не только восьмерка, но и знак бесконечности.

По версии Бори, в Москве появился филиал этой организации. Ее представительство. И записку, которую я ему показал, писали именно они. Правда, Боря не знал, кому адресована записка и зачем. Я предпочел не посвящать его в детали. Просто сунул бумагу и попросил выяснить, что обозначает знак, поставленный вместо подписи. Так что делать дальнейшие выводы предстояло мне одному. Боря свое дело сделал и вполне заслужил гонорар. Который, кстати, я ему сразу же и вручил.