Эдуард Иноземцев - Слипперы

– У вас тут можно курить? – поинтересовался я.

– Да, конечно. Могу вам предложить чай, кофе…

– Да нет. Я уже пил.

Я вытащил пачку сигарет, зажигалку. Садальская пододвинула мне пепельницу.

– Вообще чувствуйте себя как дома, Максим. Расслабьтесь и по возможности точно опишите ваши сны.

– По возможности точно… – повторил я и задумался. – Не знаю, получится ли…

Я заговорил. Стараясь быть точным и объективным, насколько это возможно, я подробно, в деталях описал ей все пять своих снов. Три сна, в которых я был то викингом, то рыцарем, то офицером, и каждый раз в этих снах присутствовала медноволосая девушка, которая оказывалась так похожа на Марго. Настолько, что я решил, что это и есть Марго. И два сна, в которых я побывал в той странной долине и встретил свою умершую тетку. Садальская слушала внимательно, не перебивая, что-то записывала в свой блокнот.

– Я правильно поняла, Максим? Вы видели какую-то сценку с девушкой и с этим викингом, причем видели эту сценку как бы со стороны, но в то же время вы понимали, что этот викинг – вы сами, да? И вы, как викинг, влюблены в эту самую девушку… Но она вам нравится и как Максиму Духову… Так?

– Да, именно так, – подтвердил я.

– И в других ваших снах с этой девушкой то же самое? Одновременно и участник, и сторонний наблюдатель?

Я кивнул.

– Вы заметили, что во всех своих снах вы военный? Викинг, рыцарь, офицер, – проговорила она, снова что-то записав в своем блокноте.

– Да. Заметил. А что это значит?

– Ну, в общем, это значит, что подсознательно вы воспринимаете жизнь как войну. Битву. Это самый общий вывод. А теперь я задам вам пару вопросов, Максим, и ответы должны быть честными. Откровенными. Если вы хотите, чтобы я вам помогла. Договорились?

– Договорились.

– У вас ведь было немало женщин, да? В смысле, сексуальных партнерш.

– В общем – да. Немало, – признался я.

– Вы любили кого-нибудь из них?

– Нет. По-настоящему – нет. Они мне нравились, я к ним хорошо относился, я их хотел… Но любить – нет, не любил.

– А когда-нибудь кого-нибудь вы любили в своей жизни? Сильно, я имею в виду. Скажем, школьная любовь к однокласснице или к соседской девочке…

– Нет. Не припомню.

– А в саму любовь вы верите? Как по-вашему, существует это чувство? Настоящее, возвышенное, сильное, всепоглощающее…

Я задумался. Вопрос был сложный.

– Да, видимо, такое чувство существует, – наконец пробормотал я.

Садальская кивнула и снова что-то записала в блокнот.

– Послушайте, Максим… Вы ограничитесь этим визитом или хотите какое-то время посещать меня? – неожиданно спросила она, снова скользнув по мне взглядом.

– Вряд ли у меня будет время на постоянные визиты, – осторожно проговорил я.

– Тогда я скажу о своих выводах сразу же, хотя было бы неплохо, если бы вы походили ко мне еще какое-то время. Думаю, у вас не очень сложный случай. Во всяком случае, что касается снов с этой девушкой. Вы в курсе, что Данте много времени проводил в публичных домах? И вообще был бабником? И тем не менее он придумал себе возвышенный образ Беатриче и всю жизнь любил этот образ. Прочтите дневники Казановы. Тот же феномен. Возвышенная, платоническая любовь к одной женщине, женщине снов, женщине мечты, и достаточно потребительское отношение ко всем другим женщинам. И таких случаев много.

– Что вы хотите этим сказать? – заинтересовался я.

– Я хочу сказать, что свою потребность в большой и чистой любви не на сеновале вы удовлетворяете в снах и ваше подсознание придумало вам соответствующий образ, который близок, видимо, вашему глубоко запрятанному идеалу. А в реальной жизни вы обыкновенный потребитель. В том числе и в отношениях с той самой женщиной, которую вы видите во сне в разных обличьях. Вот и все.

– Так просто? – удивился я.

– Да. Но это просто, когда знаешь, что и как анализировать. А теперь, когда мы разобрались с вашим подсознательным стремлением к женскому идеалу и с отношением к женщинам вообще, давайте проанализируем ваш второй сон. Точнее, два сна. С долиной и тетей.

– Давайте, – согласился я несколько потерянно. И так как нестерпимо хотелось курить, снова закурил.

Садальская поменяла позу, снова почеркала в блокноте и улыбнулась мне.

– Вы читали книжки-фэнтези в детстве? – неожиданно поинтересовалась она.

– Читал, конечно. Как и все, наверно… А что?

– Они вам нравились? В смысле, вы вживались в них как-то? Сопереживали героям? Сами ощущали себя героем?

Теперь я понял, куда она клонит.

– И вживался, и сопереживал, – признался я. – Но я не думаю, что мои теперешние сны как-то связаны с этими книгами, Лариса.

– Давайте не будем спешить делать выводы, – мягко сказала она.

– Как скажете, – добродушно согласился я.

– Сколько лет тогда вам было? – продолжила она свой допрос.

– Ну… Пятнадцать-шестнадцать… Я уже не помню…

– Вы чем-то болели в этом возрасте?

– Да нет… Ничем особенным. Разве что гриппом…

– Гриппом… Интересно. Когда я гриппую, я заваливаюсь в постель и читаю. Правда, детективы, а не фэнтези.

– Я тоже заваливался в постель и читал. Но не детективы, терпеть их не могу, а фэнтези. Или романы о путешествиях…

Садальская кивнула, и глаза у нее заблестели, как у охотничьего пса. Или тигрицы, почуявшей добычу.

– А как вас лечили? – вкрадчиво поинтересовалась она.

– От гриппа? Да как… Как всех. Малиновое варенье, горчичники, мед. Моя мать терпеть не может лекарства. Отец иногда давал грамм пятьдесят коньяку… Он говорил, что коньяк – лучшее средство от гриппа.

Лариса Садальская расслабленно откинулась на спинку кресла и улыбнулась, как сытая кошка.

– Ну вот вам и ответ, Максим. Вы, выпив свои пятьдесят грамм, читали дальше… А там, в этих фэнтези, полет мысли и воображения… Да еще и температура… Все это западает глубоко в подсознание и при подходящем случае вылезает наружу. Когда есть коньяк. Вспомните, Максим. Это важно. Перед тем как видеть свою долину, вы пили коньяк?

Я вспомнил. Коньяк я пил. Но тем не менее ее гипотеза меня не убедила.

– А почему все это стало вылезать из подсознания именно сейчас? Я ведь пил коньяк и год, и два года, и три года назад, – возразил я.

Садальскую вопрос нисколько не смутил.

– На это есть только один ответ, Максим. Видимо, теперь вы занимаетесь чем-то, что стимулирует ваше воображение. Кстати, вы не сказали мне, чем вы занимаетесь? Снова журналистикой?

– Не совсем, – пробормотал я.

Неужели все то, что мне снилось, – это всего лишь игры мозга? Неужели в этом мире нет ничего, кроме человека и его подсознания? Нет девушки с волосами цвета меди, нет той долины, нет человека с ноутбуком, Марины, живущей там, других сущностей, не похожих на нас и пусть даже пренебрежительно относящихся к нам? Неужели мир так беден? И умещается всего лишь в трех измерениях?