Александр Грог - Время Пасьянсов

Еще, в деревне со странным названием Острая Лука, был у него нож голубоватой стали с серебряной полосой, втравленной в лезвие - Неробеев (тогда еще Неробейчик) на спор стругал им гвозди, снимая тонкую стружку. Рукоять ножа заканчивалась диковинной вытянутой рожей. Один глаз у этого чудища чернел пустой впадиной, другой сиял осколком радужного кристалла.

Нож он прятал вместе с ужасно тяжелым немецким автоматом-Шмассером в прелом мхе под крышей хлева. Потом бабушка нашла и где-то закопала. Обещала показать, если будет хорошо себя вести. Весь остаток лета он вел себя хорошо, но тут приехали родители, и понятие, что он теперь взрослый и идет в школу, на какое-то время вытеснило все. А на следующий год бабушка только делала круглые глаза, когда Неробеев-младший допытывался у нее, где его "игрушки". И сначала говорила, что все это ему учудилось, потом, что все забрал дядя милиционер. Против милиционера крыть было нечем.

И уже не ножом, а просто железкой потрошил толстую вербу во дворе, выковыривая пули. Немецкие офицеры, как рассказывали, любили стрелять в нее, навешивая мишени на ствол. Иногда ставили живые мишени. Не только людей. Бабушка говорила, что люди в то время ходили словно и не живые. Полусонные какие-то. Будто одной ногой уже - "там". Где - "там", не говорила, но казалось, что слово это с заглавной буквы. Еще каждый вечер читала старую книгу - готовится к последнему в жизни экзамену. Видно, что долго готовилась, основательно, Неробейчик, сколько себя помнил - она все эту книгу читала. Но вслух - ни разу. Сколько не просил.

Верба уже тогда была очень старая. И еще долго жила ее оболочка, хотя вся середина со временем выпала. Детишками любили играть, забравшись внутрь. Неробейчик тогда еще вынашивал мечту, что закроет глаза внутри, а как выйдет из ствола, откроет - мир станет совсем другим. Много раз пробовал.

Если долго думать о невозможном, постепенно можно приблизится к нему на расстояние действенного удара. Так говорил один из самых уважаемых Шатуном людей, с которыми его сводила жизнь - Леонид Михей - старый диверсант, учитель.

А делов-то оказалось - резани себя по груди, откажись от всего - шагни вперед! Почему раньше не попробовал?

Нож вспомнил. Тот самый с детства. Которым стругал на спор ржавые гвозди. Такой, как у немца в кофре оказался, когда его Федор удавил... И раньше. Такой? Или - тот самый? Кто знает... Вдруг всю жизнь друг дружку догоняли?

Последние два часа провел с мечтою о воде...

А когда пришли за ним, сбили верх клетки, разогнулся, выпрямился в рост, резанул себя наискосок по груди, да и еще гладью, смахивая кровь, обляпал нож, даже показалось - закипела, заклубилась на нем кровь. Заорал почти восторженно! От того, что настало то главное - последний экзамен в жизни! И шагнул вперед - прыгнул...

Если и осталось легкое сожаление, то лишь о ключевой воде, которой больше не пить...

СМЕРТЬ

Никогда не забудет, когда выпрыгнул из клетки в Африке и упал лицом в рыхлый талый снег... дома. Будто обманули. Дураком себя почувствовал. Упал в ключ, скрытый под шапкой снега. Встал осмотрелся и пошел... домой, оставляя за собой рыжие пятна...

Понял, что попал в Чистилище. Вроде, как дома, но все немножко не так...

У каждого свой оберег. У собаки - ее подстилка или будка, в которой ее не наказывают, где она спасается от гнева хозяина.

Нет лучшего оберега для мужчины, чем нож на поясном ремне. Всякий дурной человек, натолкнувшись взглядом, на этот оберег, гасит свои устремления, словно ушат воды выливает на разгоряченную голову и жадные, наглые мысли уползают по своим норам.

Оберегом может выступать предмет, но также определенное место, или даже время. Если сходятся все три, то место считается нерушимым, верным, и говорят про того человека, что он "стал на крепость".

Хорошо знать место. Но еще лучше доподлинно знать "свое время".

Значит, совпали для него предмет, и место, и время...

Люди вроде бы такие же. Некоторые узнают. А здоровкаются все. Так принято. И разговоры те же самые.

- Где был? В Африке, говоришь? Ну и как там люди живут - лучше или хуже?

Странно, почему в первую очередь деревенских интересует именно это? Скажешь - хуже, сперва не верят, но тут же начинаю жалеть неведомых им людей... Скажешь, что лучше, начинают завидовать, своих правителей ругать, бестолковость власти, соседей... Себя никогда. Себя не жалеют только когда выпьют. ...

- Говоришь, воюют? И этим, значит, ездил помогать воевать? Все не угомонишься?

(Переводить стрелки - это тоже наше природное)

Чем заняться? Перво-наперво, подрядился косить. Жить-то как-то надо? Поначалу отдавали неудобицы - присматривались. Вдоль реки выкашивал, где обычно никто не брался. Косу выбирал тяжелую, подтачивал редко и не отбивал вовсе. Травье брал силой, да и что за трава - бальняк! Стоял стеной, валился, что враг... Трубки дедовника хрустели под стопой, разгневанно взбрызгивая соком по икрам, а то прямо до самого "неудобства" плевались. Такое травье, если только успеет высохнуть, идет скотине на подстилку, а потом на навоз.

Потом все чаще стали приглашать соседские. Уходил и на пару суток, и на неделю, как сейчас, когда вдруг прихватило, да девка эта городская привязалась...

Будто знала, что дед перед смертью успел-таки передать тропу под его начало...

ГЛЮКОЛОВ

Вот попрыгал рассказец! То одно, то другое. Никогда так не бросало. То в Африку, и тут же рожей в снег, а потом по этому снегу босым до землянки - сразу сообразил куда топать, да что делать. Потом пришло в голову, что это вовсе не я, а Шалый сообразил и землянку свою нашел - нору, что в нее вела, елку с корнями выдернул. Дымоход прочистил, и печурку там протопил, а то ведь иней был на стенах. Шоколадом заправился. Я шоколад люблю, до сих пор вкус на зубах, невольно сплюнул - ба! - коричневая слюна, шоколадная... И грудь в крови... Ну, вы, блин, рассказчики! Повалился я, уже не в снег, а на пол, стул опрокинул...

...

Умеют же они эти истории рассказывать! Только вот почему опять до гола раздели и проводов нацепляли? Ведь не на Божьем Озере побывал?..

Постойте? А когда это я на Божьем озере побывал? Что-то не упомню...

И опять провалился...

"Мама, мама, что я буду делать... Ку!"..

Очухался, слышу Лариса возмущается - орет на кого-то. Перегрузите, мол, парня, с катушек съедет. Это по первому можно много грузить. А с каждым следующим разом все меньше. Проверено ведь - в реальностях запутается, не вынырнет один раз.

Я так понял, что Лариска мой труд уважает, и не простые эти рассказы. Хотя, что опасного может быть в том, что тебе читают под лекарства разные, а ты так явственно все видишь, представляешь.

Занозой застрял сон. Некие качели три штуки качелей. Самые простые как только могут быть. Доска на обрубке бревна. Только почему-то концы над пропастью, хотя так не бывает, непонятно что на чем держится. А на концах досок на одной Восьмой и Девочка-лидер на противоположном конце. Восьмой сильно перевешивает. Вторая ровно-ровно, на одном конце я, на другом почему-то та девчонка, что в тире учил стрелять из собственного оружия. Третья качель: Шалый напротив Слухача. Не клеилась третья почему-то. Ну, ни в какую! Поскольку Слухач Шалого перевешивала сильно, и Шалый должен давно упасть, но не падает - что-то его держит.