Александр Грог - Время Пасьянсов

И только, уж совсем под утро, приходил фантом, родившийся на запрошлую грозу, качнул машину, но никто даже не проснулся. Фантом обиделся за невнимание и хлопнул, рассыпался искорками. Он был молодым, еще пройдет не одна гроза, прежде чем придет злое осознание своей никчемности, познает такое понятие как "зависть", и оно станет смыслом всего его существования. Зависть ко всему, что без всякого усилия имеет массу, способно касаться всех предметов, передвигать их и, вероятно, еще много чего, что оставалось ему неизвестным и завлекательным. Но, рассыпаясь, он постарался принести максимальные неприятности тем, кто находился внутри.

Выверток уже знал, что будет утром...

...поутру они так и не сдернут машины - сначала, как назло, будут ломаться слеги, потом окончательно сдохнет движок, и выпрыгнувшая железка воткнется в глаз тому, что сейчас похрапывает на переднем сиденье и воображает себя водителем. Тот, что сопит рядом, как сообразит, что придется добираться пешком по местам злым, непривычным, закатит истерику, будет срывать с машины защитные образки и лепить на свой плащ. Собственным корявым словом резать уши, будто ножом, но не смыслом, а звуком, писклявостью, словно резиной натирают стекло. Рана у него опять откроется. Бригадир... вот с ним не все так просто. Надо подобрать нечто вкусненькое, неторопливое...

- Да, - подумал, - именно так, удачный расклад.

ГЛЮКОЛОВ

Нет! Последнее окно случайное. Это откуда-то не с той оперы. Это хуже, чем Желтый контракт, а уж хуже его, на мой взгляд, мало что может быть!

Хуже него только то, когда я сам себя теряю. Вот, как давеча...

- Что ты помнишь о дне, когда тебя вербанул наш отдел?

- Да все помню! - говорю, - Что я крейзи какой-нибудь?

- А сосед?

- Что за сосед?

- Ивыч?

Недоумеваю.

- Это что за дерево?

- Ладно - забудь! Сестренка?

Удивляюсь ей - с катушек, что ли, съехала? Какая может быть сестренка, если мамаши нет, и все мы - весь наш интернат интерсекционники! Нас сюда из разгромленной лаборатории переслали! Скажет тоже! Мы даже не с того места рождены, что остальные... у нас свой статус.

Смотрю - хорошая у нее машинка. Трехзарядка! Такие недавно стали делать. Говорят, скоро такими линейных стрелков Свалки будут вооружать. В мою же "личку" пока следующий патрон впихнешь...

Потом вдруг - бац! И словно мозги другие, словно это опять я - только другой - прежний. Вот попадалово!

Лариска успокаивает. Но лучше бы не успокаивала так. Нельзя же так пугать!

- Бывают такие, что растворяются глюколовы - привязки к собственному "я", миру и времени больше не имеют. Вроде тех ваших тировских тузов, про которых вы только шепотом. Научись отстраняться, а то херово будет. Он - это "он", а ты сам по себе. Когда отожествляешься, конечно, видишь лучше, но тогда каждая болячка тоже твоя. И не только болячка, но и пуля. Почему, думаешь, среди глюколовов такие потери? От того, что увлеклись, туда пытаются заглянуть, то выглючить, что им не предназначается. "Чужая проходка"! Понял?

"Истина - это горошина в игре в наперстки..." Ивыч любит огорошить. Но подозреваю, что на этот счет у него собственных мыслей не осталось - только книжные. Я дремлю и его вижу. Сейчас он еще жив. Его здесь только через два дня убьют. А в другом месте он меня не узнает. Позвать бы, поговорить о том, о чем недоговорили. Раньше тоже такие мыслишки проскальзывали, только откладывал все время. С чего звать? Сосед, он и есть сосед. Он такой. Сразу знаешь, о ком речь идет. Он не только для меня сосед. Он для всех сосед. Прозвище такое. Сосед Ивыч. А я - джокер... всего лишь. Это потому, что единственный из нашей кодлы в люди выбился, и с рук мне это сошло - отпустили. Тоже благодаря соседу. Когда выписку намеривались сделать (а после таких выписок мало кто выживает), он встрял, целую речь толкнул. Так меня буквально делегировали после этого, гордились даже. И сейчас гордятся. Я стрелок с божьей, а еще больше с собственной помощью. Но все это благодаря ему - Ивычу, которого убьют.

Всякая жизнь - книга. Нельзя открывать - где попало. Редко, чтобы прочитанное цепляло под ребро. Для этого книга должна быть кругом неправильная. Мало, что запрещенная, так ее еще читать надо, чтобы понять. Напрягаться. Старая книга. Которую такой уличник, как я, возьмет в руки, повертит и не проймет его - зачем она такая? То ли, современные - обложки сияют глянцем, картинки, одна другой завлекательнее. Остановись - смотри, любуйся. Я люблю смотреть, по обложкам смысл угадывать. Иногда он весь в обложке выложен на картинке. Потом на блошке сразу шесть штук за "ничто" возьмешь - они дешевые, потому как много раз листанные, мятые - красота! Сверяешь с тем, что надумал, когда в корень ее смотрел.

А у Ивыча жизнь - один рассказ, который на три страницы, однако целую неделю абзац читаешь, не насятишься. То есть, проглотить его сразу проглотишь, но ничего не поймешь, кроме того, что будто под ребро на крюк. Читай заново, по новой уже медленно. Потом еще. И такая тоска вдруг. Пытка, а не рассказ. И главное, понимаешь, что словно про меня он, еще не состоявшегося... про мои хождения.

Все это виртуальная внедренка называется. Не знаю, как делаю, но подсесть на это дело можно круче, чем на наркоту. Только сильно выматывает. После ходишь как... Иногда и вовсе не ходишь - лежишь как сейчас, проводами путаный, капельница, сиделка старая - карга с пистолетом ТТ - единственная вещь, которая меня с ней примиряет, пистолет этот. Может, даст популять? Вещь эта, как и она, со времен империи. Тогда все делали гораздо лучше. И детей, кстати, тоже. На детях и пистолетах не экономили. А патроны? Каждая пуля с оболочкой, повышенный запас пороха в гильзе. Теперешние броники пробивает на раз. Мне даже спокойней, что старая рядом сидит - не кошмарнее она снов моих, а за столько лет можно выучиться стрелять, защитит... Вот бы постебаться с нею на парных - на спецах, посмотреть, что за школа у нее? У древних - у имперских - говорят, занятная школа стрельбы была. Что-нибудь перенять можно. Лежу, на капельницу смотрю, горячит там, где игла в вену воткнута, всю руку горячит. Не переусердствовали? Все тело тяжестью наливается... особенно веки тяжелые. В зеркало бы посмотреть на себя. Я через то блюдо, которое измазать надо, как приспичит (даже жалко в него гадить - такое оно блестящее красивое) смотрелся, не понравилось отражение - сильно преломляет. Провода от головы. Лицо в наклейках - посечено что ли? Когда? Карга ругается, потрогать не дает. Руки под одеяло пихает.

- Лучше яйца себе чеши, а лицо не трожь!

Так и сказала. И еще много слов вдобавок. Устаревших слов - анахронизмов. Одно слово в меня вонзилось, не знаю только, обижаться на него или нет. "Урод!" - сказала. И так сказала, будто и вправду верит, что некрасивый я. Смотрю на капельницу, но в ней вся комната отражается, таким придурошным овалом, что моменту не соответствует. Как на ярмарке в палатке смеха. Балаган какой-то. На что здесь еще смотреть? Интересно только, что там такое подвешено прозрачное, что за жидкость? Я почему-то думал, что в кровь только кровь можно вливать. Хотя, кхмеры своим раненым и истощенным сок молодого кокоса в вену. Удобно - всегда под рукой. Лихо за ними Неробеев на пальмы лазает - как обезьяна. Так и называется - "обезьяний лаз". Надо будет самому попробовать. Что-то мне говорит, что умею я... Дремлю все время. Просыпаюсь только, чтобы "утку" заполнить. Только пакеты на капельнице меняют, да утку... Я сейчас прямо фильтр какой-то, через который жидкость пропускают.