Владимир Колышкин - Железная матка

Осама, небрежно волоча за собой сумку на маленьких дутых колесиках, глядел в противоположную сторону, его больше интересовало другое. Старик-уборщик, приводил в порядок Лобное место, где по выходным дням казнили разбойников с Большой Тверской дороги, городских бандитов, иноверцев, а также прелюбодеек. Осама любил такие зрелища, особенно казни неверных жен. Это возбуждало его неистово. Шаровары топорщило естеством так, что приходилось прикрываться ладонями. А потом, когда растекалось мокрое пятно, натягивать как можно ниже подол рубахи. Обычно, когда кончали свое дело бритоголовые палачи, кончал и Осама. Он чувствовал, что в эти минуты становится настоящим мужчиной.

Красная площадь готовилась к ежедневному торжищу. Хозяева разнообразных палаток выкладывали на прилавки местные и заморские товары. Уже толкались по рядам первые покупатели. Базар понемногу оживал, медленно набирая обороты, как динамо-машина, чтобы к полудню оглушить звуками, ослепить роскошью, прельстить доступными ценами тьму покупателей, собиравшихся со всех окрестностей Москвы, приезжавших с ближних и дальних городов Московского эмирата, прямо скажем, со всех концов мусульманского мира.

Московский эмират был одним из центров международной торговли. Местные жители торговали сельскохозяйственными продуктами, выращенными в оазисах Чертаново, Клязьмы, Пехорки и других; изделиями кустарных мастерских, а так же транзитными товарами, поступавшими из дальних стран. Разводили верблюдов, которые давали молоко, мясо, шерсть, идущую на одежду и войлока. Шкуры - на обувь и другие поделки.

По краям площади тянулись ветхие глиняные дома местной бедноты. С завистью глядели эти лачуги слепыми фасадами на древние, но все еще мощные стены Кремля, за которые их никогда не пустят. Из труб дворовых кухонь, топившихся торфом и сухим верблюжьим навозом, поднимался дым, пахло повседневной едой бедняков - чечевичным супом. И это тем более раздражало бедняка, что рядом, из раскрытых дверей богатой харчевни прохожих прельщал запах тмина, тимьяна и жареной баранины.

Осама проглотил голодную слюну и выразительно посмотрел на своего командира. Командир намек понял. Они зашли в харчевню и купили немного жареного мяса, расплатившись мелкой серебряной монетой из кармана Сахмада.

Харчевня и примыкавшая к ней мейхане - питейный дом - стояли примерно на том месте, где раньше находился "мавсолей" - главное мощехранилище вурусов. Благородные камни мавсолея местные богачи растащили на постройку загородных сараев. Ценную мумию, которая там хранилась, хотели продать шведам. Но те отказались. И тогда мумию просто выбросили. Несколько дней мальчишки таскали ее на веревке по улицам города. Когда оторвалась голова, а затем и нога, мумию у мальчишек отбили собаки.

2

Пройдя Красной площадью (над зеленым куполом Дома Справедливости гордо развевался флаг московского эмирата), они оказались в чайна-тауне. Так теперь назывался большой рынок рабов, где их содержали в клетках из бамбука и где можно было купить раба-китайца задешево. А раньше и в самом деле здесь жили свободные китайцы, пришедшие завоевывать Москву, когда подвижные пески пустыни поглотили равнинную часть Поднебесной. Войсками командовал монгол Учуй, объявивший себя прямым потомком Чингисхана. Но укрепленный город ему взять не удалось. Вурусы яростно сопротивлялись. Всё население, какое еще оставалось в стране, собралось на земле магического треугольника, зажатого высокими стенами. Кремль был их последним оплотом. Во время одного из штурмов Учуй был убит, и китайцы ушли: частью в Тибет, продолжать воевать с Далай-ламой, частью, пройдя берегом Зауральского моря, направились осваивать восточную Сибирь. Некоторые все-таки остались, заключив с московитами мир. Осели рядышком под красными стенами, выстроив свой, китай-город. Лишь подошедшие объединенные мусульманские войска покончили раз навсегда с этим миром.

Чтобы сократить путь, мальчики пошли через развалины старого города, мимо руин некогда стоявших здесь циклопических зданий, частью разрушенных завоевателями, частью - ураганами подступающей пустыни. Пыль столетий покрывала древние камни, там и сям вились переплетения металла, изъеденного ржавчиной. Трава забвения росла на безмолвных курганах. А меж тех холмов угрюмых струился сухой текучий песок. Хрустели под ногами хрупкие кости некогда живших здесь людей. Они мнили себя повелителями земли и неба. И вот так бесславно закончились их дни. Сахмад поддел ногой легкий череп. Спасаясь, из глазницы выскочила ящерица, юркнула в щель между камнями. Осама принял импровизированный мяч, - отбил. Но поиграть мальчишкам не удалось: череп рассыпался в прах.

Наконец путники добрались до главного сборного пункта - Большого караван-сарая с его монументальной колоннадой и квадригой бронзовых коней на фронтоне. Четверка коней и всадник символизировали купца-челнока и вообще путь-дорогу. Данилыч это помпезное здание почему-то называл "Большой театр", не объясняя, что сие значит, а Сахмад и не расспрашивал. В Большом караван-сарае останавливались путники, тут же были различные хозяйственные пристройки, где в стойлах стояла тягловая скотина, как то: ишаки, лошади, верблюды иногда даже слоны. Но слоны здесь были редкостью. Слишком они велики и медлительны и жратвы им не напасешься. Правда, иногда их можно натравить на разбойников, когда те нападали на караван. Но это себе в убыток. Слона легко подстрелить, ранить. А раненый слон топчет, сметает все на своем пути, не разбирая, где свои, где враги.

Сахмад любил здесь бывать, любил слушать чудесные истории, которые рассказывали погонщики караванов и заезжие купцы. Сама атмосфера этого места была ему по душе. Воздух, пропитанный запахом навоза, веял теплотой конюшни. Отдыхающие дромадеры, корабли пустыни, лениво жуют жвачку. Мужчины готовят еду, дым от костров приносит аппетитные запахи. Лают, дерутся собаки. Пестро наряженные купцы расхаживают возле своих товаров, следят за их погрузкой или разгрузкой, подсчитывая в уме и на бумаге свои расходы и доходы. Суетятся рабы и свободные наемные рабочие, несут охрану воины. Тут же путаются под ногами музыканты, дервиши и верные их мюриды, бродячие циркачи, воры, убийцы и грабители под масками местных жителей.

С окрестных минаретов донеслись гортанные крики муэдзинов. Утренний азан. Все, кто не мог бросить свою работу и свои товары, приготовились совершить намаз прямо на месте. Расстелили молитвенные коврики, стали на колени, обратившись лицом к Мекке. "Ла илахе илаллах..." - понеслись по воздуху напевные слова молитвы. Сахмад и Осама присоединились к правоверным. Лишний раз не помешает вознести молитву Аллаху, стукнуться головой о землю, заметнее и тверже будет гата - молельная шишка. Гордость мусульманина.