Андрей Пинаев - Болото

После совместного обеда девушки отошли на пару километров, а мы принялись сооружать простую и наглую ловушку: уложив на дорогу длинную петлю тонкого и прочного троса, мы старательно присыпали его дорожной пылью, а конец привязали к бетонному блоку, висящему на обрывках арматуры над краем обрыва. Потом мы залегли под сухим кустом, оставив Мишку дежурить возле бетонного блока, и принялись ждать…

Время тянулось убийственно медленно. Игорь обозревал окрестности в окуляр оптического прицела, Толик время от времени порывался закурить, но вспоминал, что он в засаде, Саша просто лежала на спине, глядя в небо, а я украдкой поглядывал на часы. Игорь толкнул меня локтем в бок:

— Максим… возьми-ка арбалет.

— А что?

— У меня руки дрожат.

— Ты чего это? — удивился Толик. — Мы целую стаю крыс завалили, уж с какими-то «Алыми» точно справимся!

— Да при чем здесь это… — мрачно ответил Игорь. — не понимаете, что ли? А если убьем кого-то случайно? Это ведь не крысы, это люди.

— Брось ты… никого не убьем. Поколотим немного и все.

— Все равно нехорошо.

— Блин, а что хорошо? Пусть и дальше нас и девчонок грабят?

— Тихо вы! — оторвался я от прицела. — Вон они, суки, идут.

«Алые» шли, ничуть не боясь, лениво помахивая пистолетами-пулеметами. Перекурив и посмотрев на часы, они спрятались в сухой траве на том же самом месте, где подстерегали нас — это было единственное место на многие километры, где мог спрятаться человек. Я вынул рацию и щелкнул переключателем несколько раз. Если «Алые» и заметят, сочтут обычными помехами. Через несколько секунд рация защелкала в ответ: девчонки выдвигались.

Похоже, в ячейке «Ртуть» обретались великие актеры: когда девчонки показались на дороге, даже я поверил, что они идут с богатой добычей. Рюкзаки были туго набиты, девчонки оживленно что-то обсуждали, радостно жестикулируя и совершенно не глядя по сторонам. С нашего пригорка хорошо было видно, как напряглись и приготовились «Алые»; наконец Женька выстрелил в воздух, и прежде чем девчонки успели достать оружие, их ватага взяла «Ртуть» в полукольцо.

— Давай! — прошептал я Толику.

— Рано еще… подожди, сейчас они рюкзак откроют…

Ситуация на дороге накалялась: Лена что-то злобно кричала в лицо Женьке, тот с усмешкой слушал ее. Когда ему надоело, Женька просто поднял пистолет-пулемет и короткой очередью выбил пыль из-под самых ног Лены. Лена взвизгнула и отскочила, «Алые» довольно заржали. Чуть не плача, Лена плюнула в их сторону и бросила свой рюкзак на землю. Женька подобрал его и принялся возиться с пряжками…

— Миша, готовься… — уже не таясь, сказал Толик, держа рацию левой рукой. — и… ДАВАЙ!

Женька наконец справился с замком, открыл рюкзак и спустя мгновение отбросил; дико вопя, он уронил пистолет-пулемет и двумя руками стряхивал с себя крупных, с детскую ладонь, не опасных, но проворных и цепких болотных жуков. В тот же миг за нашими спинами Мишка дал залп из огнемета по арматуринам, предварительно густо обмазанным термитной пастой, и когда они перегорели, бетонный блок с шумом рухнул в овраг.

Трос взвился из пыли, как потревоженная змея, и захлестнул ноги «Алым». Они упали разом, словно срезанные одним взмахом косы; Иринка тонко вскрикнула. Девчонки из «Ртути» быстро выбили оружие из рук упавших, и тут подоспели мы. Краем глаза я увидел, как Толик с размаху ударил не успевшего подняться Танка, и тут же я сам бросился на Женьку, все еще пытающегося стряхнуть с себя жуков. С невыразимым, звериным восторгом я ударил его в лицо раз, другой… и тут время остановилось. За тот неуловимый миг, что проходит от замаха до удара, я вдруг увидел очень многое.

Я увидел, что Женька — такой же мальчишка с сероватой из-за вечного тумана кожей, как я; на нем была та же джинсовая куртка с капюшоном, что и на каждом из нас, так же неумело зашитая крупными стежками на локтях. На его руке белел весьма знакомый шрам — когда-то подрался с крысой, как и каждый из нас. Я вспомнил, как плакал Женька, когда думал, что его никто не видит. Я вспомнил, что плакал и я. И четкая, холодная мысль вошла в мой мозг: «Господи, кому это нужно? Кто запихал нас сюда и стравил?»

Потеряв равновесие, Женька тяжело свалился на спину, захлебываясь кровью, брызжущей из разбитого носа. Неожиданно для самого себя я закричал:

— Стойте! Да стойте же, мать вашу!!! Хватит!!!

Я принялся расталкивать наших. Не сразу, но мне удалось остановить избиение. Наступила тишина, и только тихонько плакала побледневшая Иринка, держась за ногу. Между ее пальцев сочилась кровь.

Девчонки из «Ртути» с пистолетами-пулеметами наперевес угрюмо молчали, держа «Алых» на прицеле. Подбежала Саша, которой Толик посоветовал в драку не лезть. Она села на корточки рядом с Иринкой и осторожно убрала ее руку с лодыжки.

— Ну тихо, тихо… убери руку. Все, все, сейчас сделаю укол и будет не больно. Вот… так. Ой… кажется, ей тросом кусок кожи сорвало. Сейчас пеной из баллончика закрою.

— Все! — Отдышавшись, подвел итог Толик. — грабежей больше не будет, ясно?!

Побитые «Алые» мрачно отвели взгляд, только Женька злобно смотрел на меня одним глазом: второй заплыл.

— Пошли.

— Подожди, надо Иринку в Лагерь отнести, она сама идти не сможет.

— Ладно… Иринку отнесем.

Подошел Мишка с дымящимся огнеметом за плечом. Оторвав ветку от ближайшего куста, он забрал у Лены пистолет-пулемет и плотно забил ветку в ствол, после чего кинул оружие Женьке:

— Пусть сам тащит, будем еще за вас ваше барахло тащить… увижу, что до Лагеря ветку вытащил, жопу сожгу.

Девчонки повторили операцию над остальными пистолетами-пулеметами и раздали их владельцам. Так же молча мы соорудили носилки из двух палок и двух джинсовых курток и уложили на них порозовевшую от лекарства Иринку. Я и Толик подняли носилки и пошли к Лагерю, стараясь не трясти.

В получасе ходьбы от Лагеря я попросил Мишку:

— Миш, возьми носилки… я сейчас.

Я ушел в кусты и там упал на колени. Некоторое время я стоял так, прижав руки к животу, потом меня стошнило.

Вечером в Лагере Женька подошел ко мне сзади и тронул за плечо забинтованной рукой. Я обернулся; он смотрел на меня, не мигая, в ноздрях у него были плотные ватные шарики, напитавшиеся кровью, под глазом расцвел могучий синяк.

— Слушай меня. Слушай меня внимательно. Я тебе отомщу, понял? Не этим сучкам из «Ртути», и не этому ублюдку детдомовскому, хоть это и он затеял. Я тебе, гад, отомщу.

Он так приблизил ко мне лицо, что я ощутил запах земляничного мыла, которым он смывал кровь.

— Потому что никто не смеет меня жалеть, понял? А особенно ты.

Я не стал ни оправдываться, ни отвечать грубостью. Я просто повернулся и пошел прочь. Этой ночью я спал тяжело и без снов.