Александр Митич - Игра в поддавки

Логик хренов. Математик. Тебе не страшно, да? Мне, впрочем, тоже уже не очень страшно.

— Он отогнал бюреров, — продолжает Вычет. — Можешь не держаться за колесо.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю.

Иногда он меня просто пугает. Странно у него работает голова: если ты не в силах ничего изменить, так, выходит, тебе нечего и пугаться? Скажите это приговорённому к смертной казни. Ну ладно… Колесо я всё-таки зафиксирую — наверное, лучше это сделать верёвкой. Лом или арматурину ещё поискать надо, зато остаток капронового шнура под рукой. А привязать его можно к одному из стержней — этак весь механизм окажется стреноженным…

Пока я вожусь с морскими узлами, Вычет молчит. Оборачиваюсь — рюкзак лежит на полу, а рядом стоит свечка.

— Упало? — спрашиваю.

— Нет. Медленно опустилось. И свечку он ещё придерживает, гляди.

Верно: свеча чуть наклонена и заведомо не приклеена парафином к полу. Должна бы упасть, но не падает. Полтергейст забавляется.

— Никуда не ушёл? — Вопрос туповатый, но что поделаешь, сам собой вылетел.

— И не уйдёт.

Если бы не чрезвычайные обстоятельства — дал бы я ему сейчас в морду, ей-ей. За всезнайство.

— А ты почём знаешь? Думаешь, он не умеет ходить сквозь стены — Прекрасно умеет, — просвещает меня Вычет. — Насколько я понимаю, полтергейст — это информационно-энергетический фантом, наделённый псевдосознанием и определённой степенью свободы воли. Он не уйдёт, потому что не хочет уходить.

Сажусь на пол подальше от рюкзака и свечи, приваливаюсь к стене. Почему-то она тёплая, хотя, казалось бы, ночи в Зоне далеко не субтропические, а отопительная система в Агропроме должна была навсегда вырубиться ещё до моего рождения. Но Зона есть Зона, что тут ещё скажешь? Зона — это не только местность, это ещё и объяснение всему, что в ней творится. Зона — этим всё сказано и всё объяснено. Знаю: учёные ищут более приемлемые для их умов объяснения, да только дело у них движется не шибко успешно, как всем известно. У нас, сталкеров, всё проще, мы не станем выяснять, почему в здании есть электричество и откуда оно берётся. И почему стена тёплая — тоже. Дозиметр возле неё не сходит с ума — вот и ладно.

Поспать сегодня не удастся. Я, собственно, только надеялся часа на два сна, но особенно на это не рассчитывал и предполагал, что в лучшем случае мы до рассвета будем прислушиваться к каждому шороху, а в худшем — отбивать атаки мутантов. Но Зона решила по-своему. Какой может быть бой и какой сон, если рядом полтергейст? Чем его проймёшь, чтоб ушёл и не пугал? Святой водой? Не имеем. Шаманскими плясками под бубен? Нет бубна. Жертвоприношением? Пожалуйста, я готов отдать ему бутылку водки плюс любую консервную жестянку на выбор. Эй, дух, ты мысли читаешь? Отдать?

Как же, нужна ему наша водка.

А Вычет странно спокоен. Гляжу, достаёт из рюкзака колбасу, отрезает здоровенный кус и начинает жевать. Проголодался. То ли у него весь страх в аппетит ушёл, что было бы неплохим вариантом, то ли у него понемногу крыша едет.

Падает и гаснет свечка. Не переставая жевать, Вычет зажигает её и вновь ставит на пол, подперев обломком штукатурки. Как так и надо.

— Он ушёл? — спрашиваю шепотом.

— Нет. Он здесь.

Чует он полтергейст, что ли? Я не чую, а он чует. Немного обидно, Но больше тревожно.

— Это хорошо, что он не ушёл, — жуя, говорит Вычет, и речь его невнятна. — Пока он здесь, бюреры не вернутся. Я вот что подумал: они могли бы завалить дверь снаружи, она ведь в коридор открывается, мы бы не вышли. Еда у нас есть, а с питьём плохо. Через несколько дней они взяли бы нас голыми руками.

— Для бюреров это чересчур сложно, — говорю. — Они бы нас просто караулили. И потом, они ведь очень голодные. Эти твари всегда такие. Ждать несколько суток? Нет, это не для них.

Кого я успокаиваю — его или себя? О бюрерах рассказывают много всякой всячины. Я совсем не убеждён, что они непременно полезли бы на приступ. И не знаю, какой вариант был бы для нас лучше.

Вычет пожимает плечами — мол, всё возможно, — и вдруг начинает громко икать. Лезет в рюкзак за водой, пьёт и всё равно мучительно икает, булькая и разбрызгивая воду. Нашёл время икать. Мучается, икает, пьёт и глаза вытаращил, а по комнате гуляет, отражаясь от стен, новый приступ потустороннего хохота. Полтергейст и вправду ещё здесь.

Я вжимаюсь в стену, мне хочется стать маленьким-маленьким. От всех тварей и монстров Зоны есть защита хотя бы теоретически. Даже кровососа можно убить, хотя о нём точно известно, что он умеет отводить людям глаза. Даже с контролёром можно справиться, предварительно перестреляв контролируемых им зомбаков. Лишь от полтергейста нет никакой защиты, и я распрекрасно понимаю: что он захочет сделать с нами, то и сделает. И никто ему не помешает.

Наверное, Вычет прав: бояться… уже поздно.

Попытаюсь маяться без страха.

Мы покидаем подземелье на рассвете. В коридоре свежее дерьмо — наверное, какой-нибудь бюрер обгадился, удирая во всю прыть от полтергейста. «Воронка», что вчера мешала нам войти, превратилась в заурядную «карусель» и отодвинулась от двери — «шнек» и детектор говорят, что можно выйти беспрепятственно. И вижу я, что под «каруселью» лежит нечто интересное — явно артефакт, мне не знакомый. Может, он произведён из того куска верёвки, что давеча втянула «воронка», а потом над полуфабрикатом ещё поработала «карусель». Везёт нам на редкости… только подбирать его я не стану, соваться под «карусель» — слуга покорный.

Полтергейст оставался с нами до утра — вздыхал, шевелил зачем-то осколки люминесцентной трубки на полу, интересовался моим рюкзаком и ботинками, ещё дважды жутко смеялся, а нас не тронул. Пощадил. В общем, вторая моя ночь в подвалах Агропрома стоила первой — той, давней. Намаялся, а жив.

Сырой, промозглый воздух. Рассвет был ультрамариново-синим, а теперь опять всё серенькое. В низинах лежит густой туман — плотно лежит, хорошо устроился. В эти низины мы не пойдём, там не видно ни пса, а пойдём мы по бетонке, авось проскользнём незамеченными. Вокруг Агропрома плохие для нас места — много монстров, достаточно аномалий, хватает радиоактивных пятен, да и людей гораздо больше, чем нам хотелось бы. Самых разных людей — и нормальных сталкеров, и «свободовцев», и «долговцев», и бандитов. Здесь люди с хабаром ходят, как на таких не напасть?

Карту я помню неплохо, не стану и сверяться с ПДА. Бетонка скоро свернёт на север, а мы от поворота пойдём прямо на восток — до кладбища техники, а там и до грунтового шоссе, если проскочим. И уже по шоссе двинем на север.

— Внимание, «разлом» на одиннадцать часов.

— Вижу.

За «разломом» притаилась «мясорубка» — вон она, детектор её поймал, хотя «мясорубка» сложный объект для обнаружения. Висит над щербатым бетоном этакое сферическое дрожание — не дрожание, а не пойми что. Большая гадость эти «мясорубки», хуже «воронок», хуже всех обыкновенных аномалий, — а необыкновенные аномалии редки, нормальный сталкер их в расчёт не берёт. Нормальный — это вроде меня прежнего, то есть понимающий, что вернуться целым важнее, чем набрать артефактов. Все сталкеры-долгожители — из нормальных; есть среди них такие, что за пять-семь лет не успокоились, всё ещё ходят в Зону и до сих пор живы. Лучший из них — Стопарик — едва не справил десятилетний юбилей своего сталкерства, да погиб геройски от цирроза печени. Вне Зоны погиб, на больничной койке. Так-то. От судьбы не уйдёшь.