Дмитрий Северов - Комсомольск 2013

— Снимите наручники, — скуластое лицо улыбнулось, губы обнажили два ряда белоснежных зубов, — он будит паинькой.

Два сопровождавших меня китайца молча, сняли оковы, отошли в стороны.

— Ну, вот Олег Юрьевич, — верзила едва заметно кивнул, — вы поступаете в моё распоряжение.

Он что-то гавкнул по-китайски конвою, и те безропотно убрались восвояси.

— Теперь вы работаете на меня.

Я и ухом не повёл. Сделал пару шагов к обшарпанной стене дворика, потирая на запястьях следы от наручников.

— Я мил человек ни на кого не работаю. Что ты, собственно говоря, за фрукт?

Лицо незнакомца посерело.

— На вашем месте господин Васнецов, я бы сменил тон.

Неожиданный гость пригладил непослушный ежик, нервно подбирая подходящие слова.

— Вы всё ещё живы, потому, что вами заинтересовался один влиятельный человек.

Собеседник сжал кулаки, — очень влиятельный.

Мне этот маскарад признаться стал надоедать. Влиятельная персона, заинтересованность, прочий бред. В появлении незнакомца я увидел другое. Возможность улизнуть отсюда, в новеньком с иголочки Крузере, вместо грязного от крови кузова местной труповозки.

— Ладно, — бросил я осторожно, — не кипятись. Ты тоже должен понимать, что твоё появление несколько настораживает.

Перемалывая словесную шелуху, я силился понять, с кем имею дело. Однозначно, тип передо мной работает на китайские власти. Новенький джип с личным шофёром и его одеяние недвусмысленно намекают на это. Но что ему нужно от меня?

Я попытался улыбнуться. Надо усыпить бдительность предателя, а там будет видно. Можно просто свернуть им обоим шеи и прямиком в лес, куда не смог добраться несколько месяцев до этого.

— Может, поедим отсюда, — здоровяк указал на просторный салон автомобиля.

— Меня признаться коробит при виде этого заведения.

Коробит не то слово, здесь он прав на все сто. На что я только не насмотрелся за три месяца пребывания в этих стенах. Китайцы, бывший комсомольский Сизо, превратили в гестаповский застенок. Хотя мне представляется, что азиаты переплюнули своих фашистских учителей. Истязания, пытки, казни, такого город Юности не видел ни когда. Если они так же действуют на всей оккупированной территории, нашим людям не позавидуешь.

Я, молча, влез в джип. Дверь здоровяк закрыл собственноручно, устроился рядом, оставив предусмотрительно между нами пространство. Не думаю, что он меня опасается, скорее всего, тюремный дух щекочет его обонянье. Только сейчас оказавшись в салоне Крузера, я понял, что верзила морщит нос.

— Трогай, Виктор, — приказал он водителю, — возвращаемся.

Я жадно прильнул к стеклу, провожая взглядом, тюремный двор. Сколько наших осталось в здешних застенках. Тьма, несколько сотен, обречённых на смерть и унижения. За три последних месяца я что-то не слышал, чтобы узкоглазые кого-то отпустили, если кто и покинул негостеприимные стены, так только вперёд ногами.

Громоздкие металлические ворота лязгнули позади, в окнах замелькали близлежащие дома. Все они, заселены китайцами, правильнее забиты, там, где раньше проживало, двое трое наших сограждан теперь ютятся не меньше десятка. С сожалением наблюдаю за азиатами, беззаботно бредущими по тротуарам, за их счастливыми лицами. Мне хочется проснуться, прогнать наваждение, но действительность цепко держит в тисках.

— Что, обескураживает? Мой попутчик, покачал головой, — что поделать, судьба.

Я в корне не согласен. Судьбу мы выбираем сами. Что мешало, наглухо закрыть границы, не пускать беженцев? Именно они явились предвестниками катастрофы. В их рядах просочились те, кто положил конец российскому Дальнему Востоку.

Крузер, тем временем выбрался на Алею Труда, пополз в веренице иномарок в направлении главпочтамта. Слева тянется зелёная шеренга елей, по другую сторону изгородь парка Судостроителей. Когда то, давно, в детстве, я гулял здесь с родителями по тенистым дорожкам, катался на колесе обозрения.

Джип застрял в небольшой пробке, напротив городской доски почёта. На меня смотрят улыбающиеся физиономии китайских чиновников, среди которых я узнал генерала и тюремного дознавателя с сигаретой. Когда-то здесь красовались фотографии наших видных горожан, вроде доктора Пендрие или первого космонавта Земли. Сейчас это доска почёта местных негодяев, проливших немало русской крови.

Автомобиль дёрнулся. Фотографии мясников исчезли, мимо побежали громады раскидистых тополей. Вереница машин протащилась мимо серого здания дворца ЗЛК, повернула на проспект Мира. Как и несколько лет до этого вокруг фонтанов сидят люди, бегают озорно дети, мамаши с колясками, беседующие о чём-то старики. Я не могу на это смотреть, закрыл глаза, откинулся на спинку сиденья. Нет, находится в Комсомольске выше моих сил, это какой-то ужас. Ощущение нереальности, не покидает, мучает, надсмехается. Дразнит выкрашенными фасадами домов, довольными рожами новых хозяев.

Словно чувствуя моё настроение, мой попутчик заговорил.

— Я вас понимаю Олег Юрьевич! Меня тоже коробит от всего этого.

Я открыл глаза, заметив на его румяном лице тень смущения.

— Нам приходится сотрудничать с китайскими властями, но все, же мы патриоты своей Родины.

— Патриоты мыкаются по лесам, а не разъезжают открыто на Крузерах, уважаемый, — парировал я.

Лицо соседа налилось кровью.

— Я понимаю ваш скепсис, Олег Юрьевич, но вы не владеете всей информацией.

Он вынул из пиджака пачку Марльборо, протянул мне.

— Не курю, спасибо.

Здоровяк пожал плечами, сунул себе в рот сигарету.

— А я с вашего позволения, закурю.

Огонёк вспыхнул над зажигалкой, по салону потянуло резким запахом табака. Слева промелькнуло коробчатое здание кинотеатра "Факел", впереди среди зелени тополей желтеет четырёхэтажный фасад Цума. Сосед выпустил в приоткрытое окно новую порцию чада, поглядывая на мою засаленную ветровку.

— Наша организация, Олег Юрьевич, содействовала освобождению многих политических заключённых. Он стряхнул пепел себе под ноги.

— Такие как вы, борются за свободу, а, следовательно…

— Я что-то ни когда не слышал о вашей конторе.

Мы проехали мимо магазина "Мелодия", свернули в сторону Дзёмог. Рядом ползёт переполненный трамвай, из окон таращатся, удивлённые лица китайцев. Женщины, старики, дети. По большому счёту они тоже жертвы обстоятельств. Перенаселение бич Поднебесной. Что им оставалось, когда всё полетело к чёртовой матери из-за солнечной бури. Погибнуть самим или потеснить соседей.

— Мы не афишируем свою деятельность. Наша правозащитная программа…

— Правозащитная? — Я невольно открыл рот, — здесь, в этой дыре?

Он кивнул.

— Знаете, Олег Юрьевич, какой шум поднялся в ООН, после оккупации российского Дальнего Востока?