Дмитрий Северов - Комсомольск 2013

Подсвечивая офис зажигалкой, я добрался до письменного стола, выдвинул ящик с бумагами. Он с шумом грохнулся на ковёр, к ногам полетели белые прямоугольники документов. Интуиция не раз меня спасала, помогала выпутаться, из казалось бы патовых ситуаций. В тот момент я нутром чувствовал опасность. Люди, попавшие в экстремальные условия, больше не хорошо организованная масса, а тупое неуправляемое стадо. Каждый сам за себя, лишь бы выжить.

Рука ткнулась в металл миниатюрного оружейного сейфа, нащупав ключом замочную скважину. Два оборота сопровождаемые глухими щелчками и в ладонь удобно легла рукоятка Макарова. Как глава крупного охранного предприятия я имел доступ к оружию и нередко упражнялся в стрельбе. Чутьё подсказывало, без ствола нельзя, мало ли что. Запасную обойму я сунул в карман ветровки, туда же перекочевал Макароныч. Надо как можно скорей добраться домой. Если прав автор августовской статьи, а замеревшие автомобили под окнами говорят, что прав, то мой Тирано — кусок бесполезного железа. Жаль, но, ни чего не поделать. Благо мы жили недалеко. Самый большой дом Комсомольска находился всего лишь в нескольких кварталах, огораживая девятиэтажной стеной часть широчайшего проспекта города. Я потушил зажигалку, на ощупь добрался до двери. Какое-то подспудное чувство подсказывало, накрылся мой бизнес, приказал долго жить.

Закрыв два замка, я вышел на Октябрьский проспект. Людей на улице было немного, а те, что попадались, явно ощущали себя в не своей тарелке. Безмолвный город, он действительно поражал поначалу бездонным мраком окон, гротескными фасадами на фоне радужного небосвода. Сквозь листву, окаймлявших площадь деревьев, угадывался четырёхгранный постамент вождя, довлевший над округой. Он словно смеялся вслед бредущим, предавшим когда-то его идеалы.

Руководствуясь скорей русским авось, чем разумом, я добежал до своего джипа, отпёр дверь. Удобное сидение прогнулось под уставшим телом, заскрипев кожаной обивкой. Неплохо было воспользоваться автомобилем, но все попытки реанимировать Тирано, оказались тщетными.

Жаль. Спрыгнув на асфальт, я машинально запер дверной замок. Придётся на своих двоих. Недолго думая, направился к арке. Лучше рвануть через дворы, так и ближе и безопасней. Листва тополей надёжно укрывала от света небесных всполохов, и невесть откуда вылезшей Луны. Ноги сами несли к жене и сыну. Мне не по себе, а им какого.

От тревожных мыслей, прибавил шагу. В потёмках несколько раз споткнулся о корни тополей, спустя минуту добрался до конца двора. На балконе второго этажа соседнего дома трясущийся выпивоха таращился на небо, голосив с придыханием кому то в квартиру.

— Гляньте, что с небом то делается, северное сияние, не иначе праздник.

Из открытого балконного окна донеслось поначалу что-то нечленораздельное, затем сиплый женский голос рубанул напрямую.

— Пить надо меньше!

Невидимка подкрепила утверждение трёхэтажным матом, но я уже летел через арку.

Странные, довольно внушительная часть населения, как этот завсегдатай винно-водочного отдела, находится в трансе и вряд ли въехали в суть проблемы. Завтра они проспятся, но даже тогда, им всё будет по барабану. Во всяком случае, пока есть горячительное. Счастливые люди, в некотором смысле.

Я стремглав перебежал улицу Котовского, заспешил вдоль решетчатого забора университета к Перваку. Где-то здесь, между зданиями учебного заведения я познакомился с Александрой. Она тогда работала методистом в университете, и я частенько видел её на автобусной остановке. Однажды, совсем поздно она стояла одна одинёшенька на промозглом ноябрьском ветру, и я как джентльмен не мог проехать мимо. Дальше всё как обычно, встречи, ухаживания и в конечном счёте мы муж и жена.

Проспект Первостроителей встретил множеством застывших автомобилей, огромным числом зевак. Во время праздничных салютов на эту, самую широкую улицу города всегда высыпает куча народа поглазеть на рукотворное светопреставление, попить пивка, поорать на грандиозные вспышки фейерверка на американский манер. На сей раз Солнце устроило "праздник" вне плана, расчертив небо полосами неопределённости.

Посреди перекрёстка, напротив тёмной громады храма, видимо не успевший затормозить трамвай, протаранил серую Тайоту. Огромный столб дыма уходит к радужному небосводу, закрывая клубами всполохи. Я невольно засмотрелся на вырывающиеся из разбитых окон языки пламени, вздувающуюся на капоте краску. Она, почему то мне напомнила нашу жизнь, на, казалось бы, ровном поле благополучия, вздымаются безобразные надолбы проблем, совладать с которыми нам не по силам.

— Куда прёшь!

Под правым ботинком взвизгнула стриженая болонка, шарахнулась в строну. Коренастый хозяин собаки смотрел на меня, взглядом опытного оперативника, не скрывая злобы.

— Осторожней!

Готовый если не убить за свою подопечную, так, по крайней мере, облаять обидчика. Я буркнул нечленораздельное, простите, и предпочёл убраться. Народ возбуждён, а попадать в историю время не самое подходящее.

Перебегая проспект, я невольно шарил взглядом по тёмным глазницам окон, пытаясь найти свои. Мрачное зрелище, несмотря на многолюдность, город производит впечатление брошенного поселения. Как сильно мы зависим от благ цивилизации. Рубани свет, и жизнь совершенно выбита из колеи. В огромном густонаселённом муравейнике остро ощущаешь уязвимость. Городской организм мёртв, хоть и временно, но всё же. Если это продлится долго, люди заропщут, а недовольства, власти хотят меньше всего.

Думая о своём, я не заметил, как оказался в подъезде. Обесточенный домофон равнодушно впустил в нутро тёмного дома, ноги проворно побежали вверх по ступенькам. Огонёк зажигалки нервно колыхается перед лицом, отбрасывая на стены бегущую тень. Она скользит за спиной, наблюдая, как мечется хозяин, пытаясь ухватить удачу за хвост.

Пятый этаж встретил стальным панпаном, неприличными надписями стен. В свете дёргающегося газового факелка, они напоминали наскальные художества древних, нацарапанные на стенах закопченных пещер. Соседский Колька, любящий соседскую Люську, все гады, и Советский Союз форева.

Кулак застучал по металлу, заголосив гулким эхо. В гробовой тишине подъезда они походили на работу кузнеца, влаживающего в удар всю силу. Я торобанил пока не щёлкнул замок. В открывшимся проёме испуганная Александра с новогодней свечой в руке, смотрела на меня, и её огонёк дрожал от волнения. Десятилетний Максимка выглядывал из-за спины матери, казался внешне спокойным, хотя нервозность жены передалась и ему. Он явно был обескуражен отсутствием света. За его короткую жизнь это возможно происходило впервые, плюс раскрашенное всполохами небо.