Pferd Mantel - Колокола Обречённых

– Да по силам. – отмахнулся от него старик. – В сторону Рамешек сперва пойдём.

– Когда?

– Дык, на той неделе и пойдём.

– Дык идите! – передразнил старика Алпатов. – А пока вы собираетесь, наши кушалы ещё раз в город за добром наведаются.

– А можно вопрос, Гриш? – снова встал на ноги Срамнов. – Вот ты говоришь: Тверь, в Тверь… А чё нас-то не зовёшь? Мы, может, и московские, а трупаков нарубили не меньше ваших иных, кушалинских. Это отчего так, Григорий? – «в бой идут одни старики» или тупо не доверяем?

– Это ты зачем спросил, Фёдор? Своих дел мало?

– Не мало. Пытливый я – понять хочу. Только не говори мне, типа: «ты хоть знаешь, что там, в городе?!». Знаю. Бывал – в отличии от многих, которые с тобой пошли, да не вернулись.

Глаза Алпатова полыхнули огнём. Григорий метнулся к Феде и сгрёб за воротник, наматывая ткань на руку.

– Не вернулись, да! Они у меня, эти мужики, вот они где! – схватил свободной рукой себя за горло Гриша. – Герой, Срамнов, да?! Ну хуле, я устрою тебе такую возможность – собирайся в рейд. Не в будущий – теперь мы малой группой пойдём, а вот в следующий – давай, добро пожаловать!

– Руку. – холодно бросил Фёдор.

– Что? – переспросил Алпатов.

– Руку убери.

– А…да. – Алпатов отпустил куртку Фёдора и аккуратно разгладил на его груди скомканную ткань. – Я тебя за язык не тянул.

– И кстати, Срамнов. – повернулся спиной к Фёдору Гриша. – Я пополнение вам привёл с собой: прошу любить и жаловать – Александр. – представил Алпатов незнакомого коренастого мужичка под сорок, одетого в куртку-спецовку с синей вязаной шапочкой на голове. Руки его были,сколько видно, украшены затейливыми узорами наколок.

Мужик, прищурившись, глянул на Фёдора и протянул руку.

– Саша. Щемило. – потом он ухмыльнулся. – А можно и просто – Папа.

– Фёдор. – хлопнул его по руке Срамнов.

Иван и Степан Политыч тоже поздоровались с ним, и Алпатов пояснил:

– К вам в группу человек, Политыч. Про себя сам расскажет. Жить ему негде – мы его с Дьяково забрали, поселите на Вельшине и приобщайте. Мужик – что надо: с нами в городе был. А к вам сам напросился, как узнал, что разведку планируем. Так что не обижайте – да чё там, он сам кого хошь обидит.

– Ну, обидеть – это слово неправильное, по понятиям если! – отшутился Папа.

– А с вами, мужики, давайте так договоримся: дайте срок. – обратился к старосте и велешинским мужикам Григорий, и на этих словах этот новый мужик, Папа, почему-то недобро захихикал. Не обращая внимания на это, Алпатов продолжил: – Срок дайте. Вывезем из города всё, что можно до снегов – будем внутренним устройством заниматься. А сейчас, пока тепло ещё, надо в город. И пока мы делаем наши – общие! – дела там, мне надо, чтобы на Селе был порядок. Поэтому я надеюсь на вас, мужики. На тебя, Макар Степаныч, надеюсь. Больше того расскажу вам: назавтра большое собрание собираем вечером. Хозяйство всё Рускову передам – пусть управляет старик. И власть менять будем: одному и правда всё не потянуть. Поэтому, видимо, трое нас теперь будет – я по безопасности и снабжению остаюсь, хозяйство всё – Рускову. Ну, и отец Паисий – по духовной жизни и борьбе с неведомым всем. Не хотел раньше времени говорить, пока не состоялось – да ладно уж.

– Вот это добрэ. – топнул сапогом Колычев. Из-за его спины послышались возгласы одобрения велешинских мужиков. -Вот это ты молодец, Григорий. Правильно.

– Ну договорились, Вельшино?! – громко переспросил Алпатов.

Мужики заголосили, перебивая друг друга, соглашаясь следовать договору.

– Ну и ладно, что поняли друг друга! Расходимся тогда – темнеет… А генератор… Да оставьте себе этот генератор хренов! А ты, Политыч – думай. Нельзя нам жить, как чертям в табакерке. Людей нужно искать, живых. И помогать им, чем можем. А кому нагрубил или сказал что не то – простите меня, мужики!

– Бог простит. – пробубнил Фёдор и ухватившись за ремень карабина, насупившись, пошёл в сторону дома, вслед за о чём-то базарившими уже Иваном и Папой.После этого, первого, рейда в город Гришу как будто черти в оборот взяли. Не успели кушалинские бабы отплакать по погибшим в том рейде мужикам, не успели батюшки отчитать все поминовения, несколько дней всего прошло, как вернулись – Григорий уже снова носился по Селу, планируя новый набег. Ночами засиживался сам и его ближайшие мужики в правлении, в клубах папиросного дыма, таких, что впору вешать, как говорят люди, топор, склонившись над картами города и области, анализируя ошибки прошлого рейда и строя планы на новый. Задерживаться с ним Алпатов не собирался – было заметно невооружённым глазом, как сильно взяла власть над мужиком эта мародёрская романтика. Текущие хозяйственные дела в общине двигались ни шатко, ни валко – существенного внимания им никто не уделял. Мужики, назначенные на руководство артелями – дровяной, полевой, технической – тянули свои обязанности особо не утруждаясь – день прошёл, и Бог с ним. Удивительного мало – так всегда и бывает, когда смещаются приоритеты и нет твёрдой руки над людьми, не особо привычными к мобилизационному, в сущности, укладу. А заниматься этими текущими делами надо отрешившись от всего остального, ну а Григорий последние дни их просто не касался. Старик Русков потрясал своей клюкой, призывая внимание сельского руководства к этим проблемам, но толку никакого не добился. Пытался и отец Паисий взывать к разуму мужиков, но Алпатов отмахивался – вот, мол, наладим снабжение общины из умирающего города в первую очередь, тогда и займёмся этими хозяйственными вопросами. Предлагал, предлагал ведь настоятель разделить функциональное руководство на Селе – и выделить должность старшего по хозяйству, возложив её на Петра Васильевича… Нет, Алпатов был непрошибаемым, твердил одно, поддерживаемый всей своей кушалинской кликой : проблемы надо решать по очерёдности, начиная с важнейшей. А важнейшей для него была мародёрка.

Ну, а время шло. И становилось очевидно, что недалёкая уже зима выдастся и голодной, и холодной – что с продовольствием, что с дровами были проблемы. Пока Алпатов и его мужики носились со своими планами, перевезли на Вельшино Политыча со всем его нехитрым хозяйством, договорившись напрямую с Макаром Степанычем. Поселили в пустующий дом, принадлежавший тверским дачникам, вместе привели в порядок хозяйство. Колычев и сам был рад переезду Степана Политыча, старики нашли друг друга. Чаёвничали по вечерам, строили планы на обустройство дел на деревне – обоим было ясно, что сельскому руководству не до их проблем, надо выбираться как-то самим. Не спаянная ничем, кроме страха и неизвестности, община медленно растекалась…

А на Вельшине наоборот, с переездом Политыча, дела закипели. Колычев, собрав общий сход, поделился с соседями своим видением ситуации на Селе и заключил, что при таких делах чуда ждать неча: ни дрова, ни жратва сами не появятся. Надо действовать своими силами, а велешинские мужики постоянно разбазарены, кто где – то на кордонах, то в патрулях, то на ещё каких работах. Решили миром, что, коли уж, Алпатову до их проблем дела нет, положить на общественное и заняться собственным.