Глеб Сердитый - По следу Саламандры

Кантор подхватил Пенелопу Томбстоун под локоть и помог опуститься в кресло, где она, несмотря на полуобморочное состояние, все же приняла весьма призывную позу.

— Грея будет стоить мне состояния, — поморщился Мулер. — Мэдок присосется и будет пить мою кровь, пока не высосет до капли. Да и зачем вам эта греза? Она так безупречна, что это пугает. Она холодна, как горный ручей. А публика хочет теплого тела. У нас есть Пени…

— Ах, зовите меня просто Пипа, — она с благодарностью выдохнула весь эротизм, на который была способна.

— Пипа сыграет злодейку! Ее теплое тело мне нужно для воплощения женского коварства!

— А в сценарии есть такая роль? — встрепенулась Пипа.

Рен запнулся, глаза его помрачнели. Кантор быстренько пролистал в голове сценарий. Тот вообще был беден на женские роли. Никакой злодейки.

— Разумеется, есть! — отрубил режиссер. — И куда выигрышнее, чем роль героини!

Аккурат в эту пору к дому, в коем имел счастье проживать и трудиться мастер Максимилиан, на извозчике с поднятым верхом подъехал Рейвен.

Человек–саламандра был не только загадочной, но и весьма осмотрительной личностью. Он помедлил вылезать из брички, осматривая улицу. Дело к вечеру. Прохожих немного. Над брусчаткой начал стелиться туман.

Улыбка едва тронула губы Рейвена. Туман ему нравился.

А вот два джентльмена в долгополых пальто и котелках, с тяжелыми тростями… они — нет. Не понравились они человеку–саламандре с первого взгляда.

Это озадачивало… Ну с какой бы стати эти молодчики имели к нему отношение? Путь его был непредсказуем и витиеват.

Или предсказуем?

Он покопался в памяти. Перебрал все свои встречи и приключения. Никакой системы в них человек со стороны увидеть не мог. Даже если предположить, что кто–то отслеживал весь его путь. Но никто не мог отследить перемещений человека–саламандры. Ибо сам он никакой системы не придерживался.

Бывает еще мистика. Бывают совпадения. Бывают невероятные случайности, никакой теории вероятностей не подвластные.

И если к мистике этот человек относился скорее иронично, то элемента совпадений и случайностей не исключал.

Можно было допустить еще и наличие какой–то исключительно эффективной невидимой контрразведки. Но она в схему Мира как–то не укладывалась.

Правда, нужно и тут оговориться — сам Мир в схему не очень укладывался. Непонятный он какой–то.

После встречи на ночной улице с «отроками оружии ми на бронях самоходячих» остаток ночи Рейвен провел весело. Попутчики, решившиеся его подвезти на своем огромном бронеходе, оказались парнями жизнерадостными, с особым позитивным взглядом на превратности судьбы. Не скрывая того, что сами они решительно и бесповоротно заблудились, Рейвена вызвались подвезти к месту без колебаний.

Исполинская машина, ревя и громыхая, ползала по городу, как титанический жук по лабиринту. «Отроки» угощали Рейвена медовухой и тараторили–балагурили на дикой смеси языков.

Оказалось, что они все семеро — из разных местностей, и диалекты, на которых говорят, сильно различаются. Но взаимопониманию между ними это никак не мешало.

Весь необязательный разговор был понятен и легок. Вопросов они почти не задавали и о себе тоже не особенно распространялись.

«Брони самоходячие» оказались при рассмотрении изнутри весьма эффективной, хорошо продуманной и довольно комфортабельной экспедиционной машиной.

Путь «отроки» проделали долгий и дальний, сопряженный с опасностями и приключениями. А вот, добравшись до места немедленно расслабились, приняли из НЗ веселящей медовухи, да и заплутали в столице Мира.

Было в их способе действий что–то неуловимо родное и симпатичное для Рейвена.

Однако, как бы то ни было, а многими трудами, нарезая петли, возвращаясь и снова двигаясь вперед, сверяясь с картой–платом, веселя донельзя нетрезвыми расспросами ночных квартальных, они добрались до улицы, которая нужна была Рейвену. Аккурат за два квартала до нужного дома. Они порывались доставить его прямо к подъезду, но Рейвен отказался. Час ранний. Шуму много. Да и крюк новый получится. Чего бы ему по холодку не пройтись?

Убедившись, что доставлен куда нужно, он распрощался с молодцами–удальцами и пошел, раздумывая и укладывая в голове новую информацию.

Разумеется, не сразу к портному, ведь время приблизительно…

Он прогулялся туда–сюда, осмотрелся, полюбовался архитектурой, изучил проходной двор — единственный на несколько кварталов.

Подъезды были надежно укупорены бдительными Неспящими — суровыми привратниками, дворы запечатаны могучими воротами. Никаких тебе пожарных лестниц, путаных проулков и ходов: геометрически правильные каре кварталов, широкие улицы — застройка плановая и регулярная.

Добротно, ухоженно, славно…

Шелестя шинами, крадутся разнотипные паромоторы, редкие прохожие неторопливо следуют по своим делам, извозчики тарахтят и перестукивают, квартальные на перекрестках прохаживаются взад–вперед…

И уж после всех этих изыскательских обходов кругом — Рейвен пошел к портному, о подробностях визита к которому мы знаем со слов самого мастера Максимилиана.

После визита к мастеру Рейвен с не ослабевающей энергией продолжил исследования города и его дневной жизни. В отдыхе он пока не нуждался. Для восстановления сил и ясности ума ему требовался лишь час, который он выкроил для себя в поезде.

И вот он вновь на этой улице.

Извозчик, истомившийся ждать, когда достойный господин сойдет, сказал с тенью недоумения:

— Так вот уж… Прибыли. Тот ли дом–то?

— Да, все отлично. И дом тот, и все так, — странно ответил Рейвен, — все так, как нужно.

И, поколебавшись, протянул извозчику бумажку.

— Оу! — воскликнул тот. — Э…

Начал что–то подсчитывать, шевеля губами, доставал из поясной сумки разные бумажки, прикидывал, совал обратно.

— Не сочту никак сдачу, — сказал с досадой, — без лукавства говорю. Я нынешнего курса этих векселей не знаю, достойный господин. А кредит сильно большого достоинства. Помельче не найдете? Да лучше бы столичного какого синдиката кредитку–то. Эти не ходкие. Мне менять их придется.

— Да я и сам, — с улыбкой сказал Рейвен, — в курсах путаюсь. Вот если бы синдикаты один на всех вексель выпускали, а?

Извозчик вытаращил на него глаза.

— Это как же? Как это один?

— Ну, сговорились бы меж собой и выпустили единую кредитку. Чтобы не менять каждый раз векселя одного синдиката на векселя другого.

— Да как же они могут? Синдикаты разные. И вес у них разный. И курсы меняются. Один в гору пошел — его кредиты дороже к другим. А убыток терпит — курс падает. Никак решительно невозможно единые кредитки ввести. Было бы можно — сделали бы давно.