Олег Верещагин - Будьте бдительны! Сборник рассказов

— Техника и оружие? — подбадривал черноволосый. Встал худощавый мальчишка в кожаной безрукавке. Сунув большие пальцы в брючные петли, он сообщил:

— Оружия и боеприпасов — полно. Любого. Если командующий захочет — танк пригоним.

— Не захочет, — нетерпеливо ответил черноволосый.

— Как хочет, — невозмутимо ответил «безрукавый». Среди пионеров царило оживление — благодаря в немалой степени их действиям добровольцы из гражданских получали трофейное оружие и достаточно боеприпасов, а обороняющиеся могли почти всегда восполнять потери. — Теперь о горючке. Дизтопливо почти всё забрали военные. Если бы забирали бензин — я бы и слова не сказал, его больше, чем надо. Но у меня три дизеля — холодильник, операционка, резерв. Как без дизельного-то?.. Велосипеды. Износ в среднем — 50 %. Даже у резервных — их у меня шестьдесят семь штук. За прошедший отчётный период, так ска-ать, накрылось пять машин, ещё две откопали где-то и пригнали, итого — минус четыре. Ребята раскопали турмагазин, там полно снаряжения. Можно получать, кому что нужно. Всё.

— «Русское знамя»? — кивнул черноволосый. Встал печальный мальчишка с каштановой чёлкой над большими очками, за которыми грустили карие глаза. И душераздирающе вздохнул, прежде чем начать говорить, чем вызвал волну таких же вздохов вокруг стола.

— Не смешно, — грустно заметил очкарик. — У меня нет проблем. Ещё нет бумаги и краски к принтерам. Предлагаю голосованием меня снять с должности и отправить в связисты или разведчики. А? — в голосе его прозвучала искренняя надежда.

— Будут тебе и краска, и бумага, — пообещал черноволосый.

— Только не в ущерб мне, — предупредила Золотко.

— Не в ущерб, не в ущерб… У тебя всё?

— Нет, — заявил очкарик. — Мне батарейки нужны. И скажите Мазуте, чтобы не отключал резервный, когда мы работаем.

— А я отключал?! — истошно заорал «безрукавый». — И вообще — какая скотина «крокодильчики» к кабелю подкусывает?! Поймаю — кастрирую на хер!

Участники совещания захохотали…

До поворота на Циолковского Димка и Сержант ехали вместе, синхронно крутя педали. После дневного дождя было свежо, но небо уже очистилось полностью.

— Ты к своим, в «Старт»? — спросил Медведев, притормаживая ногой. Черноволосый Сержант поправил галстук под джинсовой курткой, покачал головой:

— Не… Сначала попробую опять домой. Деда с бабкой уговаривать.

— Не уходят? — Димка вздохнул.

— Не… Бараны старые, — выругался Сержант. — Я им говорю — накроют вас бомбой или снарядом в вашей халупе — и ага. А дед в меня ковшом для воды… Ладно, поехал.

— Давай, — Димка оттолкнулся от бордюра. — Привет своим!

…Прошлой ночью «писькоделы» не прилетали, и я вопреки всему начал надеяться, что и в эту их тоже не будет.

Ходили слухи, что откуда-то с неведомых складов Ромашову всё-таки перебросили больше пятидесяти новеньких «мигарей», и они, взлетая с Авиастроителей, остановили «эфы» над Волгой, не дав им прорваться. Мы выспались выше крыши, а под вечер принесли несколько ящиков с продуктами — пакеты риса, томатная паста, консервы из баранины… Всё было иранское. В одном из ящиков нашли записку, безграмотно написанную по-русски печатными буквами — учащиеся какого-то медресе писали, что восхищаются нашим беспримерным героизмом, молят Аллаха покарать агрессоров и посылают нам продукты, купленные на собранные деньги. Девчонки начали хлюпать, а мне почему-то было смешно…

…В наших подвалах всё было как весь последний месяц. Большинство раскладывалось спать. В дальнем углу шло родительское собрание. Любовь Тимофеевна на него не пошла и проверяла тетрадки своих младшеклассников. Лизка, собрав вокруг себя мелких, читала им про домовёнка Кузьку. Еще две наших девчонки, сидя на открытых ящиках, вяло спорили про то, сколько банок открывать на завтрак. За арочным проходом, завешенным шторами, стонали и матерились, металлически позвякивало — шли операции… ввалился Сержант. Я не ожидал, что он вернётся сегодня — наверное, дед с бабкой в очередной раз отказались покинуть свой дом и снова расплевались с внуком. Но куда удивительней было, что Сержант волок за руку Генку Ропшина. Да ещё в каком виде — грязного, волосы дыбом, одежда чем-то перемазана и порвана. Я просто офигел — мне казалось, что уж Ропшины-то точно давно на каких-нибудь Багамах или Канарах! Вспомнилось, как Колька хвастался загранпаспортом…

…- Посмотрите на это чудо! — объявил Сержант (все посмотрели; Генка тоже смотрел. Но не на нас, а куда-то мимо)

— Иду через парк, а он там сидит под кустами… Думал — позавчера попал под бомбёжку, крышу сорвало, вот и прячется. Взял его за руку, поволок домой, а у них там полторы стены, да и те дымятся. Ну, я его сюда… Оксидик, цветочек мой аленький, посмотри, что у него с руками.

— Трепло, — сказала Оксана, дернула плечом и пошла за своей сумкой. Я проводил её взглядом и пихнул локтем плюхнувшегося рядом Сержанта.

— Не заедайся к ней, понял? В морду дам.

— Дашь, — тихо ответил Сержант. — Потом. Ты давай, не сиди… Сейчас десантура сказала — идут, гады. Минут через десять будут…

— Ты где себе так руки изуродовал? Ты же их сжёг начисто! — Оксана бинтовала ладони безропотно сидящего Генки. — Ты чего молчишь, дубина?!

— Он по привычке пирожки прямо из духовки таскал, — сказал кто-то, и вокруг заржали. Генка посмотрел немного осмысленней, улыбнулся странной улыбкой и неожиданно тонким, но очень ясным голосом сказал:

— Не… Там мама горела и кричала. В доме. Я хотел её откопать и не смог…

Стало очень тихо. Я увидел, как Любовь Тимофеевна подняла голову и вдруг взялась за виски, стиснула их так, что побелели пальцы. А потом в этой тишине родился и врезался в мозги тонким буравом вой сирены…

— …Спать, спать, спать, — командовала Лизка. — Быстро и без разговоров. Поспите, а там будет день, днём они не летают. Младшие слушались её безропотно — укладывались, тихо помогая друг другу, кто-то добавочно объяснял: «Днём они не летают, не бойся. Днём они наших „мигов“ боятся. Я тебе потом картинку покажу…»

Очень испугались, подумал я, подхватывая эскаэс из шкафа и одновременно перебрасывая через плечо сумку с противогазом. На весь юго-восток — сто пятьдесят машин. Без единого командования. А у писькоделов сколько?.. Что вы сказали? То-то же… Ребята вставали у входа, кто-то курил, отворачиваясь от родителей и учителей, прервавших свои посиделки в углу. Я нашёл взглядом маму и тут же отвернулся. Снаружи продолжало выть, но к этому звуку примешался ещё один — торжествующе-слитный гул десятков двигателей в небе.

— Готовы? — Дюк оглядел нашу банду. — Ну, тогда что — пошли…

— Я с вами.