Олег Верещагин - Будьте бдительны! Сборник рассказов

— Мы же туда сто раз ползали.

— За жрачкой. А не чтобы в пионеров-героев поиграть.

Димка вспыхнул. Он даже себе не признавался, что прочитанная им книга… в общем… в общем, это она руководила его поступками процентов на семьдесят. Влад бы не понял (Димка и сам не очень понимал). А тут — как будто мысли прочитал!

— А теперь — чтобы помочь нашим, — сказал Димка. Влад скривился:

— Нашим-вашим… Я вообще не понимаю, откуда на нас эта война свалилась. Наши ещё какие-то…

— Ладно, — отрезал Димка. — Матери не говори, куда мы пошли. Я ей наврал, что мы на море [2] Воронежцы в самом деле называют жуткую комариную лужу Воронежского водохранилища не иначе как «морем»! пошли, рыбу глушеную пособирать.

— Вали-ите, — махнул рукой Влад. — Кто только вас собирать будет…

…Он нагнал Димку и Пашку на пересечении Лизюкова и Жукова, когда они, лёжа в развалинах, прицеливались, как ловчее перебраться за развалины кинотеатра «Мир». Мальчишки сперва вскинулись, но потом Димка спросил удивлённо:

— Ты?!

— Угу, — Влад втиснулся между ними. — Ну чего вы? Вон там можно пролезть, за бордюром. Пошли, пока ракет нет.

В три ноль семь Верещагин проснулся.

Снаружи бумкали минометы. Но это был не бой, а бессистемный обстрел, злость за позавчерашнее. И не это его разбудило.

Бросив взгляд на свои старые «командирские», надсотник увидел именно это.

03.07.

Через полчаса начнёт светать. Через час — рассветёт совсем. Димка ушёл в полночь. Если через двадцать минут они не вернутся — значит, их нет.

За столом спал, положив голову на руки, Пашка. Едва надсотник пошевелился, как вестовой вскинулся и сел прямо.

— Спи, — сказал Верещагин, подсаживаясь к столу и пододвигая блокнот.

— Не, я не хочу, сипло и обиженно ответил Зубков. В упор посмотрел на Верещагина и сказал: — Зря вы меня не послали.

— Ты не местный, Паш, — сказал Верещагин, начиная от руки линовать рапортичку. — А Димка местный.

— Местный, — фыркнул Пашка. — Он стрелять-то умеет?

— А ему и не нужно стрелять, — усмехнулся Верещагин. — Если разведчик начал стрелять — значит, плохи дела.

— Он вернется, — вдруг сказал Пашка. — Вы не беспокойтесь, он вернётся, время ещё есть. Вы не волнуйтесь.

— Не волноваться? — Верещагин тщательно провёл линию. — А я и не волнуюсь. Зачем мне волноваться за чужого мальчишку? — он хмыкнул и сказал: — Просто я когда-то не сдал два экзамена — первый по прощению, второй — по любви… Вот и всё.

— Не волнуйтесь, — повторил Пашка.

И почти тут же в коридоре что-то бумкнуло, кто-то засмеялся — и стремительно вошедший Басаргин выдохнул:

— Вернулись.

— Почему во множественном числе?.. — непонимающе пробормотал Верещагин, сам не замечая, как встаёт из-за столика. Лицо Пашки расплылось в улыбке.

— Запускать? — Басаргин тоже улыбался.

— Скорее! — крикнул Верещагин. И в его «кабинет» ввалились трое (трое?!) чумазых, оборванных, синхронно и широко лыбящихся мальчишек.

— Мы втроём ходили… — сказал Димка виновато, но в то же время буквально светясь. — Это вот Влад… вы его тогда видели, когда я вам сигареты подарил… а это Пашка…

— Мне было мало одного, — сказал Верещагин сухо, покосившись на своего вестового (он сидел на прежнем месте с видом «я же говорил!!!»). — А вот посылал я как раз одного.

— Ну… — Димка потупился.

— Он один здрыснул идти, — заявил Влад. — В ногах у нас валялся, чтобы мы тоже пошли.

— Докладывайте, — так же сухо (чтобы не захохотать, не расплакаться — не дай бог! — или не наделать ещё каких-нибудь глупостей) приказал Верещагин.

В мальчишках словно выключили тормоз. Все трое сунулись ближе к столу — и начался дикий галдёж:

— …а мы ползком, а там собаки — рррр…

— …а я рукой прямо в гавно…

— …а там кирпич — бум, и как заорут…

— …а пушки стоят — самоходки, десять штук…

— …а Пашка говорит: «Давайте что-нибудь напишем…»…

— …а мы в том месте тогда ещё сигареты покупали, и в дырку — нырьк…

— …нам как два пальца об асфальт, а они огроменные, да ещё в снаряге…

— …бздынь! Бздынь! У меня очко — жим-жим…

— …вот, я на руке записал…

— …гляжу — мина…

— …а они бла-бла-бла по-своему, я вот, на диктофон записал, может, важное что…

— …много — охер…ть…

Это был не доклад. Даже не его подобие. Это был просто весёлый и беспорядочный гомон. Но Верещагин не прерывал его. Он ещё расспросит всех троих — как следует и о том, о чём нужно. А пока…

Пока он просто стоял и улыбался, слушая, как галдят мальчишки.

Бла-бла-бла на чудом работающем в побитой «Нокии» диктофоне оказалось трёпом двух часовых-янки — о бабах. Но, что интересно — янки. Значит, морскую пехоту не отвели в тыл. К чему бы это?

Верещагин отложил диктофон и с удовлетворением посмотрел на карту, испещрённую обозначениями. Был практически полностью разведан квартал между улицами Владимира Невского, Жукова, Лизюкова. И это сделали трое тринадцатилетних пацанов! Эх, Клим-Клим…

Жестокая, свирепая улыбка прорезала лицо надсотника. Институт искусств — а в нём штаб польско-хорватской бригады… Верещагин посмотрел на часы. Пашка на своём скутере уехал в штаб десять минут назад. Ну погодите, братья-славяне, предатели хреновы — через полчасика на ваши головы ухнут 203-миллиметровые фугасы двух резервных «Пионов». Тогда вы — если уцелеете — поймёте, каково тем несчастным рядовым, которых вы гоните на наши стволы во славу своих заморских хозяев. Надеюсь, вы не сдохнете сразу, а помучаетесь с оторванными руками-ногами…

— Кто? — поднял он голову, услышав шаги — слишком осторожные для дружинника. — Кто там?

— Я… можно?

Мальчишеский голос… Со света Верещагин не сразу различил лицо, но голос узнал сразу:

— Заходи, Дим, — сказал он, ногой выдвигая стул, на котором обычно сидел Пашка. Но вошедший мальчишка покачал головой. Верещагину показалось, что он очень взволнован — и уж точно бледен. — Что случилось? Что-то с мамой?!

— Нет… — помотал головой мальчишка. — Я хотел… — он очень смутился, тяжело задышал. — Я хотел…

— Да не волнуйся ты так! — надсотник вдруг понял, что забеспокоился и удивился тому, что ещё может это — беспокоиться из-за одного человека. — Что случилось, говори спокойно.

— Я прочитал книгу… — Димка выложил на стол растрёпанный томик. — Вот…

— О-о-о… — лицо Верещагина вдруг стало таким, как будто он повстречал старого знакомого. Надсотник взял книгу, покачал её на ладони. — «О вас, ребята!» Я её очень любил. И издание было точно такое…

— Правда?! — обрадовался Димка. — Ну, тогда… — он опять сбился, раздражённо мотнул головой и решительно продолжал: — Я тут в одну комнату пролез, там стена рухнула… тут, в школе. Там разная пионерская атрибутика… — непринуждённо употребил он это слово. — Ну, и книги… Вот я её прочитал. Я читать люблю… И ещё я нашёл… — он полез под куртку-ветровку с надписью «Mongoos» и достал…