Дмитрий Виконтов - Родиться в Вифлееме [СИ]

Джеймсу не спалось, хотя долгая, завершившаяся уже затемно прогулка по холмам вдоль реки изрядно вымотала паренька.

Мальчик, — часто обижавшийся, когда слышал в свой адрес такое обращение — повернулся на бок и посмотрел на задорно подмигивающие искорки звезд. Июль заканчивался, за ним последний месяц лета — и осень, первая осень первого года в Академии. Вряд ли он еще сможет вот так, на целое лето приехать сюда: ни отец, ни дед не скрывали, что обучение в Академии очень сильно отличается от привычного ему.

Джеймс недовольно поджал губы, потом откинул тонкое одеяло. Босые ноги утонули в ворсе ковра, расстеленного под кроватью, — но уже на следующем шаге он вздрогнул, ступив на холодный паркет. Мелькнула мысль поискать тапки, но включать свет не хотелось, искать на ощупь — тоже. Стиснув зубы, он прошлепал через всю комнату к окну, остановившись в квадрате лунного света, освещавшего паркет и край стола.

Он протянул руку, не глядя провел над столом, кончиками пальцев касаясь оставленных им с вечера предметов. Подставка для кристаллов, календарь, глобус, макет боевой базы, на длинном стержне застывший в полете над столом, — дедов адъютант любил устраивать похожие проверки его памяти. А дед на все редкие протесты усмехался, брал первую попавшуюся книгу, наугад выбирал страницу, смотрел на нее с минуту — захлопывал. А потом по памяти повторял весь текст, оставляя Джеймса стоять с открытым ртом. Сколько он пытался понять, в чем же тут фокус, сколько выспрашивал отца, бабушку, адъютанта — все лишь улыбались и советовали тренироваться. Он и тренировался, научившись за два года безошибочно ориентироваться по памяти даже в незнакомом месте, единожды увидев его, но повторить дедов подвиг с книгой — нет, такого у него не вышло ни разу. А вот вслепую, не задев ни одного предмета, на собственном столе найти нужную вещь — это раз плюнуть.

Голофото в тонкой, легкой рамочке оказалось там, где ему и полагалось быть. Джеймс осторожно поднял его и повернулся к окну. Лунный свет упал на черный прямоугольник, пробудив две светлых волны, пробежавших от края рамочки до края: первая превратила голофото из черного в светло-серое, а после второй появилось объемное черно-белое — для цветного было слишком темно — изображение.

Всего двое: черноволосый мужчина с коротко подстриженной бородкой в потертой, выцветшей, запыленной куртке и обнимающая его за шею, смеющаяся женщина в светло-сером комбинезоне. За их плечами небо — при обычном свете темно-красное, а сейчас просто темное, испещренное белыми точками, — расступалось пред огромной горой, увенчанной шапкой снега и льда. Больше ничего не было видно: люди, небо и гора.

Джеймс провел кончиками пальцев по гладкой поверхности голофото. Он скучал по ним, сильнее, чем хотел признаться себе. Родители улетели почти три месяца назад, отправившись в очередную экспедицию во Внешние Территории — и даже приблизительно он не мог сказать, когда они вернуться. Дед туманно намекал, что к его поступлению они должны быть, но мальчик прекрасно помнил рассказы отца, что такое экспедиция Туда.

Дождаться бы к Рождеству вестей…

На миг Джеймс подумал: хорошо было бы, если бы родители могли взять его с собой. Но только на миг: правила экспедиций во Внешние Территории категорически воспрещали брать с собой несовершеннолетних. Семейные пары — в большинстве случаев приветствовались, но детям дорога была закрыта. Даже если не брать во внимание опасности практически неизученных Внешних Территорий, оставались тэш’ша. Дед как-то буркнул, что специально «коты» за экспедициями там не гоняются, но при встрече способны шарахнуть со всех орудий. А если вспомнить, что у Империи разведывательные корабли могли при нужде дать бой корвету — запрет не выглядел надуманным.

Да и он сам не сильно рвался в экспедиции. Отец — тот да, не мог без путешествий, на одном месте ему не сиделось больше месяца. А поскольку территорию Конфедерации исследовали довольно хорошо — оставались только Внешние Территории. Где он и познакомился с матерью Джеймса, мигом найдя в ней родственную душу — как шутил иногда дед.

Мальчика же больше привлекал сам космос, возможность полета, управления громадными кораблями или небольшими, юркими космолетами — предложение деда учиться в Академии он принял с восторгом. Элитная Академия, готовящая в основном прекрасных пилотов и навигаторов, которых с руками отрывали транспланетные корпорации… Правда, в последнее время разговаривали, что с одного из будущих выпусков часть пилотов будет забирать Военный Совет, чтобы использовать их таланты там, где они больше нужны Конфедерации — то есть, на фронте. Дед каждый раз, когда слышал это, чему-то морщился, нехорошо щурил глаза, но, вопреки обыкновению, оставлял без комментариев. И не помогали даже настойчивые расспросы.

На вершине темных холмов, у подножья которых серебрилась узкая лента реки, зажглась тусклая искорка. Сперва мальчик принял это за спутник или поднявшуюся над горизонтом звезду, но, когда искра поползла вниз по склону, понял свою ошибку.

Несколько секунд он смотрел на спускающуюся вниз точку, лениво размышляя, к кому это посреди ночи так спешат — хоть искра, казалось, едва ползла, мальчик успел понять, что на самом деле машина едет довольно быстро. Дорога, над которой она мчалась, спускаясь с холмов, шла через долину, петляя между небольших рощ, а потом раздваивалась — основная трасса резко поворачивала на юг, к небольшому городку до которого было миль двадцать; вторая — пересекала реку и поднималась к ним.